Не только апельсины - Дженет Уинтерсон

– Отлично, – сияла мама, когда я неловко балансировала в коридоре, стараясь не уронить навоз на пол. – Пойди, закопай под мой латук.

Потом мы мирно сидели с нашими «окровавленными» вафельными.

В тележке Бертуистла было что-то романтичное, чем не мог похвастаться фургончик «Трикеттс». Когда «Поля Элизиума» организовывали поминки, десерт всегда закупали у Бертуистла.

– Качество не проспишь, а? – говаривала женщина.

Поминки проходили грандиозно. Все самое лучшее. Получив контракт от дома престарелых, Джо и женщина включили в меню закуску – обычно креветочный коктейль из «Даров моря Молли». В качестве главного блюда можно было выбирать между роллами из индейки, запеченной говядиной и горячим открытым пирогом. Поначалу пирог считали немного рискованным, но он стал очень популярен.

– Нужно ведь и для разнообразия диковинное что-нибудь, верно? – сказала мне женщина, когда я пошла отдавать меню в печать.

В субботу, в очередной раз выводя фургончик на Лоуэр-Фолд, я заметила в конце улицы беспокойно переминающуюся стайку женщин. Как раз там стоял дом Элси. Я попробовала подъехать прямо туда, но кому-то понадобилось эскимо, кому-то – брикет, руки у меня дрожали, и я несколько раз промахнулась с шариком.

– Неряха какая, – посетовала одна толстуха.

– Возьмите бесплатную вафельную трубочку! – Я швырнула ей угощение.

Сунув трубочку в карман фартука, тетка свирепо уставилась на меня, уперев руки в боки, но я взревела мотором и съехала вниз по брусчатке. Никто не обратил на меня внимания – ни когда я припарковала фургон, ни когда выскочила из машины и протолкалась к двери Элси. В гостиной сидели миссис Уайт, пастор и моя мать. Ни следа самой Элси.

– Что происходит? – вскинулась я.

Они посмотрели на меня, но продолжили свой разговор вполголоса. Я уловила слова «приготовления к похоронам». Тут я схватила мать за рукав пальто.

– Скажешь ты мне, что происходит?

Она отряхнула рукав.

– Элси умерла.

Ко мне подошел пастор.

– Иди домой, Дженет, пожалуйста. – Голос у него был очень тихий.

– И где же он, по-вашему? – рявкнула я в ответ.

Он даже не поморщился, просто взял меня за локоть и вывел в коридор.

– Мы же так по-настоящему и не поговорили, да?

Я не ответила, просто смотрела в пол, стараясь не заплакать, жалея, что заплакала.

– Тебе следовало доверять мне, – сказал он мягко.

– Чего вы боитесь? – внезапно поинтересовалась я.

Он улыбнулся.

– Я боюсь ада, боюсь вечного проклятия.

– Так что во мне такого ужасного?

Тут он вышел из себя – так, как способен только мужчина с мягким голосом.

– Ты совершила недопустимый, аморальный поступок.

– Для этого двое нужны, знаете ли. – Я решила, что справедливо будет ему напомнить.

– Ты сбила ее с пути истинного, ты употребила против нее свою власть, это была не она, это была ты.

– Она любила меня. – Едва я это произнесла, сразу поняла, что он убил бы меня, если бы мог.

– Она тебя не любила.

– Так это она вам сказала?

– Она сама мне так сказала.

Я прислонилась к стене, прижав к ней обе ладони. Тяжело выдохнула. Есть разные виды обмана, но предательство, как ни крути, всегда предательство. Нет, он бы меня не убил: мужчины с мягкими голосами не убивают, они умные. Творимое ими насилие не оставляет видимых следов. Он вывел меня за дверь, и, спотыкаясь, я пошла к фургончику мороженого.

– Вот она! – услышала я крик и увидела, что толпившиеся у дома Элси тетки выстроились в очередь к моему окошку. Первая даже достала кошелек.

– Два вафельных, дорогуша. Ты старуху знала? Я с ней только шапочно знакома. – Потом она повернулась к приятельнице. – Мы же ее издали видели, верно?

Я протянула им вафельные.

Следующие по очереди женщины стояли группкой и сплетничали.

– Болей у нее не было, она просто заснула и не проснулась, два малиновых и одно ванильное, дорогуша. Бетти пока не решила, что хочет, однако так лучше всего, она ведь старая была, уже не могла сама о себе заботиться.

– Вам что-нибудь еще? – спросила я.

– Да. – Бетти повысила голос. – Мне шоколадный брикет и плачу не я!

Они все расхохотались.

– Шевелись, – велела мне та, что платила за всех. – У меня дети одни дома.

Наконец они ушли, но только я бросила липкие ложки в банку с водой, как увидела, что через дорогу ко мне идет миссис Уайт. Она шмыгала носом в платок.

– Наживаешься на покойной, – захныкала она в окошко. – Пастор глазам не поверил.

– В этом нет святости, да? – сказала я ей.

– Нет, нету, но ты поплатишься, и цена будет побольше, чем за рожок.

– И я так думаю, – ответила я, надеясь, что она уйдет, но она привалилась к полочке под окном, рыдая так, что мне пришлось вытереть ей щеки полотенцем.

– Когда похороны? – спросила я для поддержания разговора.

– Тебе нельзя! Они для святых.

– Да я и не хочу. И кстати, идите отсюда.

Я села за руль, а миссис Уайт забормотала что-то и убежала назад через дорогу.

Дальше я поехала обычным маршрутом, вообще ни о чем не думая. Мимо баптистской церкви Вуднока, потом вверх на пологий холм в Ферн-Гор, где была фабрика мороженого…

– Мне нужна пара выходных, – сказала я в конторе. – В первый и последний раз.

В конторе были не слишком рады, ведь школьные каникулы – загруженная пора, но работала я усердно, привозила много денег, поэтому меня отпустили.

Когда Уиннет пересекла реку, то очутилась в той части леса, которая выглядела совсем как прежняя, но пахло тут иначе. Поскольку она понятия не имела, куда держит путь, она решила, что любое направление сойдет, и отправилась по самой проторенной тропинке. Скоро у нее закончилась еда и чистая одежда, потом ее обуяла тоска по дому, она легла и много дней не могла идти. Ее тело нашла путешествующая в лесу женщина и при помощи трав ее оживила. Эта женщина ничего не знала о магических искусствах, но разбиралась в разных видах горя и их последствиях. Уиннет пошла с ней в ее деревню, жители которой ее приняли и дали ей работу, чтобы она могла зарабатывать себе на хлеб. Они слышали про отца Уиннет и считали его безумным и опасным, а потому Уиннет никогда не говорила о собственных способностях и никогда их не использовала. Женщина пыталась научить Уиннет своему языку, и Уиннет зазубрила слова, но не овладела языком. Некоторые конструкции ставили ее в тупик, и в споре их всегда можно было использовать против нее, потому что она не могла использовать их в ответ. Но по большей части ничего такого не случалось. Жители деревни были простыми и добрыми людьми и не задавали вопросов о том, как устроен мир. От Уиннет не ждали разговоров. А Уиннет хотелось поговорить. Она далеко обогнала своих одноклассников и учителей, ей хотелось поговорить о природе мироздания, о том, зачем в нем люди, что они тут делают. И в то же время она знала, что в ее старом мире многое неверно. Если она заговорит об этом – о хорошем и дурном, – ее сочтут сумасшедшей, и тогда она останется совсем одна. Ей приходилось притворяться, что она такая же, как деревенские жители, и когда она совершала ошибку, они улыбались и вспоминали, что она не из этих мест. Уиннет прослышала, что где-то далеко есть прекрасный город с высокими домами, поднимавшимися к самому небу. Город был древний, и его охраняли тигры. Никто из деревенских там не бывал, но все про него знали и все им восхищались. Жители города не пахали и не сеяли, они размышляли о мироздании. Много ночей Уиннет лежала без сна, пытаясь представить себе, как на самом деле выглядело бы такое место. Если бы только попасть туда! Там она, конечно, будет в безопасности, там она обретет новый дом. Когда она рассказала в деревне о своем плане, жители рассмеялись и велели ей подумать о другом, но Уиннет не могла думать ни о чем другом и твердо решила, что однажды туда отправится.