Не только апельсины - Дженет Уинтерсон

– Я. Ванильного?

Родственники Элси из Моркама решили, что они сошли с ума. Пастор встал.

– Где мистер Рэмсботтом? Это что, дурная шутка?

– Женщина заболела, – объяснила я. – Я ее подменяю.

– У тебя совсем стыда нет?

– Не особенно.

Пастор сделал знак пастве.

– Мы здесь не останемся, не позволим, чтобы над нами насмехались.

– Да она просто демон, эта твоя дочка! – взвыла, цепляясь за руку пастора, миссис Уайт.

– Она мне не дочь! – рявкнула моя мать и, высоко подняв голову, возглавила исход.

И они ушли, а родственники из Моркама съели добавку и по две порции баттенбергского торта. Вернувшись, Джо покачал головой и сказал, что они просто сбрендили и хорошо, что я от них сбежала. Он был прав, но мне все равно было одиноко. Пока я размышляла над этим за мытьем посуды, я почувствовала, что кто-то стоит у меня за спиной.

Это была мисс Джюсбери.

– Вас не было за обедом, – ничего другого мне в голову не пришло.

– Нет, я сама не захотела. Мне просто хотелось проводить Элси. Я знакома с ее кузиной из Моркама.

Я не ответила. Судя по ее виду, ей было неловко.

– И как тебе живется?

– Отлично, – ответила я. – Я даже немного откладываю, и у меня есть планы на будущий год.

Она была первой, кому я доверилась после Элси. Ей как будто было приятно, и она сказала, что это отличная идея, что ей самой следовало так поступить.

– Что-то вечно мешает, – сказала она, – вот что самое печальное в жизни. – Потом вдруг спросила: – Ты придешь меня навестить?

– Нет, – медленно ответила я. – Я не могу.

Она взяла перчатки и сумочку.

– Ну если передумаешь или если тебе понадобятся деньги, мой телефон в справочнике.

Она отвернулась, и я долгое время слышала стук ее каблуков. Не знаю, почему я ее не поблагодарила, даже не попрощалась.

Тогда я в последний раз работала в «Полях Элизиума» на постоянной основе. Я закончила школу, и мне предложили работу на полную ставку в больнице для умалишенных. В обычных обстоятельствах я бы на такое не согласилась, но перед всеми прочими работами у этой было явное преимущество: мне предложили жить там же. Наконец-то, моя собственная комната.

– Ей же там не понравится, да? – сказала Джо женщина.

– Да и как можно? – откликнулся Джо. – Там же одни психи.

Так или иначе, я пошла туда работать, утешая себя тем, что у меня есть план.

Уиннет пыталась представить себе город. Одни в деревне говорили, что он из хрусталя, другие – что он соткан из паутины. Третьи говорили, что это чушь и что она все равно будет несчастна, даже если умудрится его найти. Она думала о том, что жители города, наверное, сплошь сильные и здоровые. Она думала об их сострадании и мудрости. В месте, в котором истина имела значение, никто ее не предаст, а потому ее храбрость росла, а вместе с ней росла и ее решимость. Она нашла карту: та была свернута и спрятана в полой палке от метлы, на карте был виден лес, вдоль кромки которого начинались города. На карте она нашла реку: медленную, пересыхающую, но полноводную в тех местах, где она когда-то жила. Река петлей огибала священный город и, распадаясь на рукава, разными путями сбегала к морю. Уиннет никогда не плавала по морю. В ее представлении море было неразрывно связано с сушей, когда подходило к берегу. Она боялась его, хотя и знала, что благочестивые делают амулеты из раковин. Самый простой путь в город – выйти в море, потом снова подняться вверх по реке. Есть и другой путь – сквозь лесную чащу, вдоль участка реки, похожего на туннель. Воды там солоноватые, нечего и надеяться их преодолеть, ведь они теряются в густой тьме под деревьями – тьме, которая не рассеивается даже с наступлением утра. Нужно раздобыть лодку. Никаких гарантий, что она достигнет берега. Только убеждение в том, что то, что она ищет, существует на свете; нужно только набраться смелости и искать.

Уиннет изучала ремесло кораблестроителей: как они остругивали корпус для скорости и прилаживали плоскую корму для устойчивости. Она изучала геометрию паруса. Слепой старик, который ее наставлял, говорил, что канат, как собака – косматый и надежный. Теплый, словно собачья шкура, и обращаться с ним надо уважительно. Она со всем научилась обращаться так, словно оно живое. «Оно и есть живое, – говорил старик, – и если это поймешь, любая снасть будет лучше работать». Он сказал, что это Ву Ли – принцип органической энергии. Она не поняла, но почувствовала движение: густая черная смола пропитывает веревку, плотно намотанную у уключин. Еще старик сказал, что когда камни горячие, они поют, и дал ей поющий камень для путешествия.

Вскоре наступила последняя ночь Уиннет в деревне. Она решила спать под открытым небом, чтобы чувствовать запах и шероховатость земли, которую покидает. Дул ветер, и это казалось неважным, но завтра, когда подует ветер, это будет иметь иное, большое значение. Все знакомые вещи обретали иной смысл. В ночи Уиннет привиделся сон.

Ей снилось, будто ее брови превратились в два моста, сходившиеся к скважине у нее между глаз. У скважины нет заглушки, и в глубину идет винтовая лестница. Если Уиннет хочет знать, как далеко простирается ее территория, она должна спуститься туда. Она должна пройти сквозь кровь и кости, которые поднимаются вокруг последней ступени, и лишь очутившись на ней, сесть на эту ступень в огромном пространстве под своей кожей. Там она обнаружит карусель, сядет на лошадку и будет двигаться по кругу, и это даст ей шанс посмотреть на окружающие ее вещи больше одного раза. Пока она смотрит на них, ей кажется, что ничего не меняется, но, наверное, все-таки меняется, потому что на каждом следующем круге вещи становятся иными. У нее начинает кружиться голова… Она упадет, если сейчас же не спрыгнет.

Когда Уиннет просыпается, идет легкий дождик, и ей нужно поторапливаться. Она плачет, а слепой старик говорит ей, что она не должна стыдиться своего страха. Она садится на весла и гребет, пока не оказывается на берегу моря, и там, уже на морском берегу, на целый день вытаскивает лодку на сушу, чтобы привыкнуть к соленому привкусу во рту и к тому, какое кругом все большое. Желание увидеть город укрепляет ее сердце и сознание. Она садится в свою лодку и отплывает от берега. Она поднимает парус, и восходит солнце. Теперь вокруг нее нет ничего, кроме воды. Одно ясно точно: назад она вернуться не может.

– Когда ты в последний раз виделась с матерью? – спросил меня кто-то.

Кто-то шел со мной по городу. Мне не хотелось ей отвечать. Я считала, что в большом городе прошлое оставляешь позади. Это же прошлое! Почему я должна вспоминать? В старом мире кто угодно мог возродиться новым, прошлое смыто. Так зачем этот новый мир проявляет такое любопытство?

– А тебе не приходило в голову вернуться?

Глупый вопрос. Есть нити, которые помогают найти дорогу назад, а есть нити, которые тянут назад. Разум поддается тяге, трудно абстрагироваться или отстраниться. Я постоянно думала о том, чтобы вернуться. Однако жена Лота оглянулась через плечо и превратилась в соляной столб[48]. Столбы существуют, чтобы подпирать, а соль не дает подпираемому испортиться, но это жалкая награда за утрату своего «я». Люди действительно возвращаются, но не выживают, потому что две реальности тянут их в разные стороны. Можно посыпать солью свое сердце, убить свое сердце или выбрать между двумя реальностями. Тут столько боли. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Если после долгой отлучки вернешься назад, ты сойдешь с ума, потому что тем, кого ты оставил позади, не нравится, что ты изменилась. Они будут обращаться с тобой так же, как обращались всегда, обвинять тебя в безразличии, а ты просто стала другой.