Саги огненных птиц - Анна Ёрм

Ситрик. Ему уже больше нечего было терять. Он понимал, что никогда не вернётся в Большой дом, а на его мать и всех старших братьев ляжет незаслуженная позорная слава, которая нескоро забудется. Служанки всем растрезвонят о том, что видели здесь.

Ольгир медленно шагнул в его сторону. Ситрик приготовился увернуться наудачу – слишком стремительны были удары. Прежде ни от кого еще ему так не доставалось, но теперь он был беспомощен и жалок.

– Ольгир, – вдруг раздался спокойный голос Рыжебородого. – Припугнул, и хватит. Ты же зашибёшь его насмерть, в самом деле.

Молодой конунг непроизвольно дёрнул головой.

– Давай мы вышвырнем его отсюда, и пусть идёт восвояси. Не марай ты больше об него руки, – продолжил Кнуд. – На сегодня хватит с него.

Ольгир молчал, вперив страшные глаза в лицо Ситрика. Тот еле держался на ногах, кровь из носа всё ещё струилась по его губам и подбородку, мерно капая на земляной пол.

– Либо ты сейчас же проваливаешь отсюда, либо ты мёртв, – наконец, силясь успокоить голос, выдавил Ольгир сквозь бурлящую внутри злобу. – Я не буду повторять.

Ситрик настороженно попятился к двери, боясь повернуться к бывшему другу спиной, и как только расстояние меж ними стало больше пяти шагов, ринулся прочь из Большого дома.

Ингрид слышала всё, что происходило внизу, вздрагивала от каждого удара, будто били её саму. Страх подступал, душил за горло. Она наконец поняла, что всё это время Ольгир действительно берёг её, не позволяя себе лишнего. Но что станется с ней, если он позволит себе поступить с ней так же, как поступил со своим другом и советником…

Ингрид расплетала и вновь заплетала кончик косы, теребила пальцами жёсткие, похожие на конские, волосы. Одна лишь мысль успокаивала её. Беспрестанно она думала о том, что для Ольгира она – ценное сокровище, имущество, с которым следует обходиться рачительно. Она видела, как Ольгир заботился о своём коне Соле, и надеялась, что будет для него такой же породистой кобылицей, какую не пристало держать в стойле в собственных нечистотах да пугать почём зря.

А если и припугнёт, распустит руки… то боги его покарают.

Она перевела дух и стала дожидаться Ольгира, обратившись лицом к двери, дабы приход молодого конунга не застал её врасплох. Однако тот не шёл, а солнце уже скатилось за горизонт. Вместо Ольгира пришла Хлин. Служанка принесла еду и чашечку с черникой, заботливо украшенную зелёными округлыми листиками, поклонилась и снова оставила Ингрид одну – та и спросить ничего не успела.

Ольгир не явился и на следующий день. И через день. Ингрид же безвылазно сидела в своей клетке, спускаясь вниз лишь по нужде, и, на её удачу, ещё ни разу не наткнулась на молодого конунга, будто бы тот сгинул.

Но на третий вечер он пришёл.

– Сейчас сюда придёт святой отец, – без приветствий и лишних слов сказал он. – Можешь не наряжаться. Всё равно всё снять придётся.

Голос его был глух, подавлен. Прежде Ингрид не видела Ольгира таким. Она хищно прищурилась, почувствовав в нём слабину, пусть и не знала, откуда та взялась в прежде всесильном муже.

– Зачем он здесь? – наконец спросила она.

– Крестить тебя будем, принцесса троллей. – Ольгир цокнул языком. – Будешь просто принцесса. Без троллей.

Ингрид недовольно свела брови, но вскоре совладала с собой и вернула лицу холодное и надменное выражение.

– Думаешь, что так спрячешь меня от моих богов и себя убережёшь?

– Да, – честно припечатал Ольгир. Юлить и насмехаться у него сейчас не было сил.

– Не выйдет, – так же сухо ответила Ингрид.

– Посмотрим. Только не задуши святого отца, помилуй старика.

– Пусть его бог милует, – сквозь зубы процедила Ингрид.

Ольгир наконец-то усмехнулся. От короткой перепалки с Ингрид в нём проснулся былой задор. Он будто вспомнил, отчего рядом с тролльей принцессой у него вскипала в жилах кровь.

– Ситрик рассказал тебе о крещении?

– Нет.

– Вот же дурень. – Ольгир раздражённо тряхнул золотыми кудрями. – Он обещал познакомить тебя с нашими обычаями и традициями. Клялся подготовить к крещению как положено, а сам лишь пользовался твоей… компанией.

Ингрид не сводила взгляда с Ольгира, ожидая, что, припомнив друга, он распалится. Однако Ольгир лишь устало вздохнул. Он, как пришёл, всё ещё стоял в проёме, подпирая спиной дверь с резными зверями.

– Он в самом деле не трогал тебя?

– Нет.

– Неужто тебе он не пришёлся по нраву? Тихий, кроткий, покладистый…

– Я пыталась его убить.

Ольгир нахмурился.

– Если бы тебе это удалось, я бы с тебя три шкуры спустил, троллья принцесса…

– А тебе самому, получается, можно?

Ольгир коротко и злобно хмыкнул, подловленный на слове.

– Конечно, – наконец жестоко сказал он, а после провёл рукой по лицу, словно разглаживая нахмуренный от мыслей лоб. – Сам я не умнее. Болван. Нашёл в чём заподозрить Ситрика! Он ведь сам от девок шарахается как от огня. Служанку поцеловать не смог бы, не то что с будущей госпожой заигрывать.

Кажется, Ингрид начала догадываться, о чём так печалился Ольгир. Ей захотелось ляпнуть что-нибудь колкое, уязвить его в самое сердце, да так, чтобы вспылил не на шутку или же испугался. Но не успела она и рта раскрыть, как Ольгир произнёс:

– Вон уже идёт.

Вскоре в тесную комнату зашёл святой отец. С ним был незнакомый юноша, примерно пятнадцати лет, на которого Ольгир покосился с недоверием и злобой. Тот притащил большую плошку и кувшин с водой, чудом ничего прежде не расплескав и не разлив на крутой лестнице. Священник отдышался – в его летах было не так-то просто подняться наверх. Осмотрев недовольно покои, он обратился к Ольгиру:

– Чего же ты её в церковь не повёл?

– Таинство должно быть тайным, – хрипловато произнёс Ольгир.

Святой отец что-то снова прокряхтел, велел служке расставить всё как надобно и только после остановился взглядом на Ингрид. Она стояла прямо перед ним, казалось бы, покорно, но глядя на священника глазами волчицы. Старик невольно перекрестился.

– Святой отец, – негромко позвал Ольгир. – Я хотел бы отдать ей это.

Ольгир снял со своей шеи оберег, и только сейчас Ингрид заметила, что их у него было несколько – золотые, перемежающиеся хрустальными бусинами и совсем простой деревянный, что Ольгир теперь держал в руках.

– Его носила моя мать, – продолжил