Ни слова больше! - Карен М. Макманус

К горлу подкатывает ком, глаза щиплет от слез.

— У него на носке была дырка, — говорю, и тут меня прорывает. Уж не знаю, чем мне так запала именно эта подробность, но каждый раз, когда вспоминаю о дырявом носке, слетаю с катушек. Элли обнимает меня сзади, я сворачиваюсь в положение зародыша, рыдая так, что болит буквально все.

— По крайней мере, он прожил долгую жизнь, — всхлипывает сестра, гладя меня по волосам. — Хорошую, долгую жизнь. Наверняка был счастлив. Возможно, оно и к лучшему — уйти до того, как выжить из ума и угодить в заведение. Не думаю, что он хотел бы покинуть свой дом.

— Вдруг его что-то напугало? — рыдаю я. — Перед самым концом? Он был совсем один, и…

Закончить фразу нет сил. С тех пор как мы нашли мистера Соломона, прошли сутки; я реву не переставая. Только теперь понимаю, как ужасно пришлось Триппу четыре года назад.

— Мистер Соломон был не один, — утешает Элли. — Рядом была ты.

Разумеется, ее слова лишены всякого смысла — старик умер задолго до того, как мы вошли. И все же, пока не приехала «Скорая», я не отпускала его руку. Другой рукой едва дотянулась до коленки Триппа — глупо, конечно, но мне казалось, что они оба нуждались в человеческом тепле.

Сажусь на кровати, вытираю лицо и несколько раз судорожно всхлипываю.

— Я облажалась по полной, Элли. Ты была права: мне следовало с самого начала рассказать всем о «Мотиве».

Сестра делает недовольную гримасу:

— Я не против похвалы, только ничего подобного я не говорила. Наоборот, покрывала тебя как могла. — Она поводит плечами и откидывает прядь волос с моего лица. — Дай людям время. Все образуется.

— Хорошо бы.

Шумно вздыхаю и беру с тумбочки телефон. Последнее сообщение от Нади в ответ на лавину посланных ей извинений: «Одного не пойму: зачем ты скрывала?»

У меня нет ответа. Что тут скажешь? «Я не собиралась с вами близко сходиться, извините!» В Стерджисе я оказалась не по своей воле и считала пять месяцев в Сент-Амброузе неизбежным заточением на пути к светлому будущему. Я даже не осознавала, насколько это определяло мое отношение к людям, пока, кроме сестры, никого вокруг не осталось.

— Трипп так и не ответил, — опять вздыхаю я.

— Боюсь, придется запастись терпением, — изрекает Элли. — После разговора с матерью ему везде должен мерещиться Гуннар Фокс. — Заметив изменившееся выражение моего лица, она быстро добавляет: — Я не говорю, что так оно и есть, просто ему, наверное, так кажется. Дай человеку время побыть одному. Похоже, в деле мистера Ларкина много недосказанности, а Трипп в нем чуть ли не главный персонаж. Согласись, он довольно странно повел себя у мистера Соломона. Я могу понять шок и все такое, но с чего вдруг он спросил: «Как тебя угораздило»?

— Да, — говорю. — И еще сказал, чтобы я не орала, хотя я не орала. Такое впечатление, что он видел перед собой не мистера Соломона, а мистера Ларкина.

— Напомни-ка, что Трипп сказал тебе на тусовке у Шарлотты? — Элли укладывается на живот, подминая под себя мою подушку. — Что-то вроде: «Мне было нужно, чтобы ты меня возненавидела»?

— Точно, — подтверждаю. — Но речь шла о его выходке на физкультуре, которая была до того, как нашли мистера Ларкина.

— М-м. — Элли щурится. — Ну и какие у тебя версии?

— По поводу мистера Соломона или мистера Ларкина?

— Обоих. Выбирай.

— Нет у меня никаких версий. Я пока только собираю информацию.

Сестра закатывает глаза:

— Несолидно, Бринн. Бери пример с той девчонки из Эхо-Ридж.

Пару дней назад сестра застала меня за просмотром на «Ютьюбе» интервью с Эллери Коркоран — школьницей, которая помогла расследовать убийства в Эхо-Ридж. Такер — один из продюсеров «Мотива» — предложил сделать об этом выпуск, и я решила взглянуть, хотя Карли зарубила историю как устаревшую.

«Сначала я подозревала парня убитой девушки, потому что парни всегда так или иначе замешаны, правда? — говорила Эллери в том интервью. — Потом я подумала на бывшего бойфренда моей матери. На двух ее бывших, если точнее. Потом включила в список подозреваемых соседа, сестру подруги и даже пару одноклассников…»

«Ух ты, — восхитилась Элли, — какая скрупулезная».

«Сует нос во все дыры», — сказала я. Впрочем, Эллери мне понравилась. Той самой увлеченностью, о которой Карли говорила на нашем первом собеседовании. Я тут осторожничаю, собираю по крохам информацию, выводов не делаю. Документалистика реальных преступлений совершенно не похожа на то, чем я занималась раньше. Тут слишком многое поставлено на карту. И я боюсь обнаружить правду — о мистере Ларкине, Триппе или ком-то еще, кого пока и в мыслях нет.

— Я в процессе, — говорю сестре.

— Во всяком случае, нельзя отрицать, что Трипп ведет себя подозрительно. — Опять она права. Я и сама давно это знаю и все же недовольно хмурюсь. Элли усмехается. — Извини, что считаю твоего дружка подозрительным.

Замахиваюсь в ответ подушкой, сестра уворачивается, и я с размаху бью по коробке с фокусами.

— Зачем ты ее, кстати, притащила? — спрашиваю. — Детство вспомнить?

Элли выпрямляется, сияя:

— Нет, для проекта.

— Какого еще проекта?

— Не скажу, — пропевает она. — Я должна сделать его самостоятельно.

— Самостоятельно? — переспрашиваю. — Что ты зате…

Меня прерывает звонок, и я бросаюсь к телефону, надеясь, что это Трипп, Надя или Мэйсон. Номер Провиденса. Чуть не отправляю его на голосовую почту, но любопытство берет верх, и я отвечаю:

— Бринн слушает.

— Здравствуй, Бринн. Это Пол Голдштейн, я преподаю язык и литературу в школе Элиота. Директор Бартли-Рид дал мне твой номер. Ничего, что я звоню в выходной?

— Конечно, нет проблем, — говорю я, отодвигаясь на кровати, пока не упираюсь в спинку у изголовья. Элли беззвучно спрашивает: «Кто это?» Я отмахиваюсь и благодарю в трубку: — Спасибо, что перезвонили.

— Не за что. Насколько я понял, вы устанавливаете мемориал в честь Уилла Ларкина и ты хотела бы посоветоваться насчет… — Он замолкает, видимо, сверяясь с записью. — …цветов?

— Ну, как вам сказать… — После того, что произошло с мистером Соломоном, мне не до цветов. — То есть если вы знаете, какие он предпочитал, буду рада услышать, хотя, честно говоря, меня больше интересует он сам. Каким он был как коллега — вот это все.

— А, понимаю! — говорит Пол Голдштейн. Прямо как мистер Ларкин, который всегда был готов поддержать любое начинание учеников. — Прежде всего Уилл был выдающимся учителем. Знал всех классиков наизусть, не оставлял без внимания и современных авторов…

Какое-то время Пол нахваливает педагогическое мастерство мистера Ларкина, а в уме всплывают слова Рамона д’Артуро: «Он был неизвестно кем». Я премного благодарна мистеру Голдштейну, что тот нашел время позвонить мне в воскресенье и поделиться своими воспоминаниями, но ничего нового пока не слышу.