Мистер Джиттерс - Кэт Эллис

– Лола.

Я различаю едва слышный шепот, только когда ее лицо освещается слабым лунным светом, проникающим сквозь занавески. Тянусь за телефоном. Только телефона-то и нет: теперь он где-то на дне подземного озера. Я нащупываю в темноте выключатель лампы, стоящей на прикроватной тумбочке.

Мне наконец удается разглядеть ее, и я в ужасе прикрываю рот рукой. Ее кожа покрыта паутиной шрамов, идущих от виска вниз по левой щеке, шее и тонкой бледной руке. Худое изможденное лицо, пристальный взгляд зеленых глаз. Ее идеальную улыбку портит лишь один покосившийся зуб. Мэри Энн. Но это невозможно. Она выглядит совершенно иначе: не как сломанная кукла, выброшенная в мусорный бак, но и не как маленькая черноволосая девочка, которую оживило мое воображение. Это абсолютно новое существо, рожденное в одном из самых темных уголков моего подсознания. Она росла вместе со мной и превратилась… пока не знаю во что.

– Лола, – шепчет она, совершенно не смущаясь света. – Ты плакала. Тебе снова снилась Лорелея?

Я растерянно мотаю головой. Этого просто не может быть. Мэри Энн искоса смотрит на меня. Почему-то сейчас она напоминает мне Ко, которую я видела в клетке в комнате Картера.

– Не ожидала меня увидеть? Разве ты не знаешь, что я никогда не оставлю тебя, несмотря ни на что?

Это та самая девочка, которую я видела за окном в первую ночь в Харроу-Лейке. И еще позже – когда она раскачивалась на калитке парка аттракционов. И в этой жуткой версии «Ночной птицы», которую я видела в музее, тоже была она. Она постепенно возвращалась, находя меня в минуты растерянности и отчаяния. А теперь она, кажется, окончательно выбралась из глубин подсознания.

– Двигайся, – шепелявит она, забираясь на кровать.

Я чувствую, как прогибается матрас. Слышу, как скрипят пружины. Замираю. Боюсь пошевелиться. Мэри Энн выключает свет и упорно тянет меня за руку, пока я не ложусь рядом. Ее кожа гладкая и прохладная. Я рассматриваю ее профиль. В том месте, где Ларри пробил ей голову, пепельную кожу покрывают заметные шрамы. Они напоминают следы чернильных линий на моей руке.

Кровь в трещинах…

– Что ты здесь делаешь? – шепчу я.

Она не отвечает.

– Что тебе нужно?

– Просто засыпай. И больше никаких плохих снов.

Я лежу в темноте, слушая ее мерное дыхание и нарастающий рев ветра за окном – кажется, целую вечность. И наконец до меня доходит. Конечно же, это сон. Очередной сон. Очень странный, но не более того. Я пытаюсь расслабить скованные мышцы, но ничего не выходит. Я отчетливо ощущаю ее рядом. Она кажется такой настоящей. Когда я просыпаюсь утром, ее уже нет. Ветер стих. Вокруг лишь звенящая тишина.

Спина болит после беспокойной ночи, поэтому, выйдя из дома, я пытаюсь немного размяться. Сегодня официальное открытие фестиваля, и я надеюсь увидеть там Картера. Я хочу знать, что, черт возьми, произошло вчера в музее. Если бы он не бросил меня там, я бы никогда не наткнулась на этот кинозал. И возможно, тогда мне не снились бы кошмарные воображаемые девочки всю следующую ночь.

Когда я добираюсь до Мейн-стрит, парад уже в самом разгаре. Мимо людей, выстроившихся вдоль тротуара, проезжают ретроавтомобили – ранние модели «форда», «шевроле» и «дюрана», о которых я знаю лишь благодаря увлечению Нолана. Капоты и окна парадных автомобилей украшены гирляндами из осенних листьев. Следом за ними идут люди, одетые в толстые шерстяные пальто и шляпы, которые совершенно неуместны в летнюю жару, но в точности соответствуют осенним декорациям «Ночной птицы». За ними – толпа неряшливых подростков в костюмах одичавших горожан из последних сцен фильма. Они несут деревянные биты и вилы, словно вот-вот готовы загнать Пташку в угол. Но при этом все в прекрасном настроении, весело машут друзьям в толпе и поигрывают оружием. Нолан был бы в шоке.

– Ну разве не прелесть? – щебечет женщина рядом со мной и хватается за голову, приглядевшись к моему темно-синему платью. – О боже, ты так на нее похожа, просто жуть! Где ты раздобыла это очаровательное платьице? Выглядит так аутентично!

Она говорит с сильным южным акцентом, а ее версия вязаного платья Пташки настолько отвратительна, что мне даже становится немного обидно. Я молча киваю и едва заметно улыбаюсь в надежде, что она отстанет и пойдет болтать с кем-нибудь другим. Но нет.

– Волосы, конечно, длинноваты и немного темнее. Но даже без макияжа ты невероятно, просто до жути похожа на нее, милая. Слушай, я бы очень хотела выложить твое фото на фейсбуке: держу пари, мои друзья решат, что я встретила настоящую Пташку! Ты ведь не будешь против?

– Буду, – сухо отвечаю я.

Женщина хмурится, как будто не совсем поняла мои слова, поэтому я добавляю:

– Никаких фотографий.

Она внимательно приглядывается ко мне:

– А что, нельзя? Стой… ты… это… какая-то эта? Типа знаменитость?

Она начинает лихорадочно рыться в сумке, видимо, чтобы найти телефон и сфотографировать меня, хочу я этого или нет. Ребра распирает от нарастающей паники. Обычно в этот момент появляется Нолан – или хотя бы Ларри – и следит за тем, чтобы никто не смог подойти со своим чертовым фотоаппаратом.

«Прочь от моей дочери! Встретимся в суде! Понятно?» – слышу я рев Нолана за спиной.

Убежать? Накричать на нее? Какая реакция оптимальна?

Нолан! Что делать?

Нет ответа.

Черт!

Женщина торопливо нажимает какие-то кнопки на экране, и тут, не успев даже подумать, я выбиваю телефон из ее рук. Он падает на тротуар прямо под ноги участникам парада.

– Эй! Если ты сломала мой телефон, милочка, придется заплатить…

Но я уже ухожу прочь. Сердце стучит так громко, что я едва слышу вопли и ругательства женщины, летящие мне в спину. Вскоре я растворяюсь в толпе, которая образует между нами надежную подушку безопасности. Отойдя на приличное расстояние и убедившись, что меня точно не видно, я выбираю новое место для наблюдения за парадом и расплываюсь в довольной ухмылке. Может, и не стоило этого делать, но я почему-то почувствовала, что это оптимально.

Я всматриваюсь в лица жителей Харроу-Лейка, участвующих в шествии, и пытаюсь разглядеть среди них официальную исполнительницу роли Пташки. И наконец я вижу ее. Она идет перед оголодавшими горожанами в сливовом платье, в котором Лорелея была в финальной сцене. Волосы опускаются на плечи аккуратными светлыми волнами, на лице идеальный макияж: яркие губы и темные растушеванные тени. Я не видела ее раньше. Но зато я знаю девушку, идущую рядом с ней в грязной рубашке и с киркой в руках. Словно почувствовав мой взгляд, Кора оборачивается. Она выглядит точно так же, как обычно, – только щеки немного запачканы грязью, а выражение лица недвусмысленно говорит о том, что она не в восторге от происходящего. Кора ускользает из процессии и пробирается через толпу ко мне.