Закрой дверь за совой - Елена Михалкова

Стиснув зубы, Ирма гнала машину к дому.

– Помогите! – сказал человек.

Это был старик, а вовсе не призрак. Теперь Замир видел, что ему приходится цепляться за деревья, чтобы передвигаться. Должно быть, дедушка соседки. Странно, что раньше его не было видно, но может быть, он болен и редко выходит. Совсем худой, щеки запали, щетина торчит клоками… И в одних носках!

Гройс шел навстречу маленькому худому таджику, заросшему бородой. Тот смотрел на него глазами перепуганной лани. Это было смешно, но он слишком устал, чтобы смеяться. И еще ужасно хотел есть!

– Эй, парень! Помоги-ка мне!

Тот стоял, недоуменно мигая – то ли не понимал, то ли не хотел понимать.

Границей между участками с этой стороны служил не забор, а длинный ряд аккуратно подстриженных кустов барбариса. Доплетясь до них, Гройс повалился животом на кусты и попытался перебраться на другую сторону. Он барахтался, как рыба, брошенная на жаровню. Обрубки веток впивались ему в живот.

– Да помоги же! – рявкнул он на субтильного бородача, торчавшего истуканом в стороне.

Замир спохватился и бросился к нему. Старый человек! Надо помочь.

– Эта сука меня держала взаперти, – бормотал Гройс. – У тебя машина на ходу? Отвези меня, я заплачу. И телефон возьми с собой. Позвоним с дороги. Главное, на еду сейчас не накинуться. Не сглупить.

Из всего этого бормотания Замир уловил только, что ему обещают денег. Он сомневался, что больной старик в пижаме сможет заплатить. Надо отвести его к себе, решил Замир, напоить горячим чаем. Потом приедет соседка, решит вознаградить его за то, что он приютил ее дедушку. Старичок-то не в себе, сразу видно. Если кто и заплатит, так это она. Богатая женщина, на хорошей машине ездит.

Ирма влетела в комнату Гройса и остолбенела. Пленника не было. Покачивалась распахнутая створка окна, и с улицы сильно и нежно пахло цветами.

Она подбежала к подоконнику и увидела, как проклятый старик перелезает через изгородь, а ему помогает соседский сторож. Чурка паршивая! Ирма взвыла и кинулась в сарай.

Гройс уже почти перебрался. Таджик обхватил его двумя руками и тащил на себя. Ветки царапали кожу, и Гройс ощущал себя как хорошо отбитое мясо, которое нанизывают на множество маленьких вертелов. Мясо… Когда он придет в себя, съест двадцать вертелов шашлыка, жареного на углях!

Ирму старик заметил, когда она уже была слишком близко, и все, что он успел, – это поразиться тому, какой у нее большой рот. Большой, ярко-розовый, разинутый в безмолвном вопле.

Она занесла лопату и опустила ее, всего один раз. Не издав ни звука, таджик покачнулся и рухнул лицом вниз, в кусты.

Могучая рука ухватила Гройса за шкирку и стащила с изгороди. Он не мог бы сопротивляться, даже если бы захотел: ярость придала ей сил. Казалось, она способна без труда зашвырнуть его отсюда в распахнутое окно дома.

– Куда это ты собрался? – прошипела Ирма, не выпуская его. – Без ужина!

Старик не отвечал. Она проследила за его взглядом, отбросила лопату и толкнула ногой упавшего Замира.

– Вставай!

Таджик не двинулся с места. Вечерний ветер шевелил волосы на его голове.

– Вставай, кому сказала!

– Дура ты, дура, – прохрипел Гройс, болтавшийся в ее руке как кукла. – Он же мертвый. Ты его прикончила.

Понедельник, 13 июня

Мастерская Семы Дворкина находилась при магазине, причем не в отдельной комнате, а прямо в торговом зале, за стеклянной перегородкой. Конечно, здесь Дворкин обычно лишь заканчивал изделие. Работа ювелира грязна и неприглядна. Шлифуешь – летит пыль, полируешь – летит пыль. К тому же хороший ювелир имеет больше инструментов, чем любой строитель. Тигели, горелки, вальцы, ригели, керны, давчики, боры, штихели, наковальни, не говоря уже о вытяжке… Для всего этого у Дворкина было отведено место в квартире – собственно, вся его квартира представляла собой мастерскую. Но Верман настаивал на том, что людей привлекает образ трудящегося над украшением мастера, и для Дворкина выделили в «Афродите» небольшой угол.

Идея оказалась хорошей. Сема напевал себе под нос, погруженный в работу, а покупатели с любопытством поглядывали на носатого ювелира, склонившегося с лупой над верстаком.

Верман завидовал такой способности отключаться от внешнего мира. Сам он иногда уставал от людей настолько, что ощущал чужие взгляды как терку, снимающую с него слой за слоем. Это было верным признаком, что он заболевает.

Но сегодняшний день был прекрасен. Две посетительницы, покупавшие у Вермана золотые цепочки, косились на уголок Дворкина, и наконец одна спросила:

– Что, мастер не работает сегодня?

Стеклянные перегородки были задернуты зелеными шторами.

– Работает. – Верман таинственно подмигнул. – Просто это исключительный заказ. Моему коллеге требуется полная сосредоточенность!

Женщины понимающе закивали.

Чушь, конечно. Дворкин во время работы проваливался в иное измерение, из которого вернуть его могло разве что землетрясение. Но ни одна живая душа не должна была видеть, что в его руках.

Дворкин заканчивал диадему Турне.

Верман весь извелся. Динара пообещала, что приедет к часу, стрелка подползала к половине двенадцатого, а Сема закрылся в своей каморке с самого утра и с тех пор не выходил. Изредка из его логова доносились глухие восклицания, и каждый раз Верман вздрагивал и начинал бегать вокруг, воображая страшные картины, но не решаясь потревожить друга.

На стуле у входа скучал охранник. Под витринами были расположены тревожные кнопки, однако временами в магазин заглядывали хулиганящие подростки, а однажды явилась большая пьяная женщина с требованием осыпать ее бриллиантами, и, увидев Дворкина, выразила желание забрать «милого еврейчика» с собой. Если бы не охранник, Верман лишился бы своего ювелира. С тех пор он больше не ворчал, что им приходится платить дармоеду.

Охранник, бывший военный, поглядывал на Вермана сочувственно. Он не понимал, что происходит, и не считал нужным понимать. За эту черту характера Моня его очень уважал. Верман был невысокого мнения о человечестве. Большинство людей любопытны настолько, что заслышав стрельбу и крики «убивают», бегут не для того, чтобы спасти несчастных, а чтобы поглядеть, как это происходит. Охранник Валера, услышь он выстрелы, флегматично сказал бы «Не повезло кому-то» и пошел бы своей дорогой.

Это качество, по словам Вермана, делало его уникальным сотрудником.

– Скоро он там? – бормотал Моня. – Сколько можно!

И с тоской глядел на стрелки часов, невозмутимо откусывавшие от его дорогого времени секунду за секундой.

Внезапно дверь каморки распахнулась, и в зал шагнул Дворкин. Лицо его светилось благородством жулика, хорошо сделавшего свою работу.