Закрой дверь за совой - Елена Михалкова

Когда Сема Дворкин с охранником вбежали в кабинет, Верман сидел на полу и растирал кисти.

– Живой! – выдохнул Сема.

– «Хава нагила» танцевать рано, – сказал Моня.

Он глубоко вдохнул, уцепился за край стола и поднялся, наконец, на ноги. Его пошатывало. С гневом отпихнув от себя проволоку, которой его скрутили, Верман подошел к Семе и, взяв его за плечи, внимательно рассмотрел лицо, словно ища следы побоев. Охранник звонил в полицию.

– Сколько их было?

– Трое. Или пятеро.

– Что взяли?

Верман выразительно кивнул на пустой сейф. Дворкин крякнул.

– Это она, – глухо сказал Моня. – Эта дрянь использовала нас втемную.

– Но зачем?

– Боже мой, Дворкин, все очевидно! Теперь она продаст обе диадемы как настоящие. Я говорил вам, я сразу знал, что она нас кинет! Слава богу, что мы остались живы! Но какая мерзавка… какая мерзавка!

Сема опустился на стул. Он только теперь в полной мере осознал все, что с ними случилось. Над ухом охранник размеренно диктовал в телефон улицу и номер дома, и был так поразительно спокоен, что миролюбивый Дворкин охотно всадил бы ему иглу в пятку, лишь бы увидеть более эмоциональную реакцию. В конце концов, они только что лежали рядышком лицом в пол.

В коридоре послышался легкий перестук каблуков.

– Эй, есть кто-нибудь? Где вы все? Господин Верман, господин Дворкин!

Перед глазами остолбеневших ювелиров появилась Динара Курчатова – спокойная, собранная и деловитая. При виде троих мужчин лицо ее изменилось. Она посмотрела на Моню, нервно растиравшего запястья, на побледневшего Сему, на охранника, продолжавшего бубнить в трубку, и наконец взгляд ее остановился на выпотрошенном сейфе.

– Что здесь произошло? – спросила она с нарастающей тревогой. – Где моя диадема?

Из полиции Дворкин и Верман вернулись только к пяти часам – уставшие, постаревшие и как будто припорошенные канцелярской пылью. Вся жизнерадостность Вермана осыпалась, как блестки со старой новогодней игрушки.

Увидев двух сыщиков, дожидавшихся перед входом в «Афродиту», Моня ускорил шаг.

– Слава богу! Почему так долго?

Внутри он обессиленно свалился на диван и потребовал у Дворкина, чтобы тот заварил ему чай.

– Верман, вас уже ограбили сегодня, – кротко сказал Сема.

– И что же?

– Не добавляйте неприятностей к вашей грустной жизни. Если желаете, чтобы я трудился вашей секретаршей, удвойте мне жалованье.

Вопреки обыкновению, Верман не стал задираться. Молча проковылял на кухню и загремел там посудой.

– Сема, расскажите, что произошло, – попросил Макар. – По телефону вы как-то очень кратко…

– Нас ограбили, Макар.

Дворкин спокойно и внятно изложил, что случилось утром. Илюшин молча побарабанил пальцами по столу, словно раздумывая, стоит ли браться за дело. Сергей удивленно посмотрел на него. Не их профиль, не их компетенция…

– Полиция всех найдет, – сказал он. – Мы-то чем можем помочь? Это их работа.

– Полиция никого не найдет. – Моня прошаркал по комнате и поставил на стол чайник с отколотым носиком. – Или вы думаете, я попросил занести в протокол, что в сейфе лежала диадема Турне вместе с неотличимой от нее копией? Мы с Дворкиным дураки, но не настолько.

– Говорите за себя, – попросил Сема. – Я дурак. Исключительный дурак, если согласился участвовать в этой затее и не отговорил вас.

– У нее Гройс, – напомнил Макар. – Что вы могли поделать…

Верман преобразился. Он стукнул чашкой по столу и оглушительно рявкнул:

– Нет у этой стервы никакого Гройса! Нет и не было!

– Как не было? – в один голос спросили Илюшин и Сергей.

А вот так, сказал Дворкин.

Все рассказанное Динарой о слежке за стариком было чистой правдой. Она заподозрила его, узнала, с кем он встречается, и убедилась, что Гройс мошенник. Однако дальше этого дело не пошло. Купленный ею небольшой бриллиант стоил своих денег, а что до обманутых женщин, их судьба была Динаре безразлична.

Она быстро забыла бы этот небольшой эпизод.

Но к ней пришел Илюшин.

Из его расспросов умница Динара и сама бы сделала верный вывод, но Макар подтвердил ее подозрения: мошенник исчез. Что случилось с Гройсом, она догадаться не могла, но ее практичный изворотливый ум предложил, как можно обернуть ситуацию в свою пользу.

Допустим, старикашка помер, рассуждала Динара. Пал жертвой мстительных клиентов или тихо скончался в парке и был увезен как неопознанный труп. Пока его не отыщут, у нее есть несколько дней: белое пятно неизвестности, которое она разрисует своими красками. Конечно, высок риск, что на второй день старика отыщут или он сам явится к своим друзьям, но отчего бы не попробовать.

– Она притворилась, и ей повезло, – сказал Дворкин. – Девочка виртуозно блефовала. Надо отдать ей должное.

– Надо дать ей оплеух! – прошипел разъяренный Верман. – Из-за нее мы потеряли… три, нет, четыре дня!

– Притворилась? – повторил ошарашенный Бабкин. – То есть как… Все это была игра?

– …в которой нас сделали как детей, – подтвердил Верман. – Очень наглая девка.

– Узнав о том, что диадемы пропали, она поняла, что нет смысла больше лгать. – Дворкин аккуратно отпил горячий чай. – И созналась насчет Гройса. Верман ее чуть не убил.

– Верман ее почти убил, – поправил Моня. – Это вы с вашим прекраснодушием помешали мне совершить справедливый суд.

Дворкин молча стал пить чай. Четыре дня бездействия могли стоить жизни их другу, и он вполне понимал ярость Вермана: возможно, именно по вине Динары Гройс уже погиб. Но она была ему по душе, эта маленькая бесстыжая дрянь, не питавшая никакого уважения к их горю. Верман взялся ее стыдить, и Курчатова изумленно взглянула на него своими широко расставленными глазами. Что ей за дело до Гройса и их беды? Она не притворялась, не пыталась проявлять хотя бы видимость сочувствия. И в этой варварской искренности была Дворкину понятна и даже, увы, симпатична. Девочка-воин. В других обстоятельствах и в иное время стала бы вождем племени, сильным, злым и беспринципным. Как блестяще она использовала в своих интересах их бедственное положение!

Верман обещал придушить, разорвать мелкую стерву. Он фонтанировал угрозами. Сема знал, его друг из тех людей, что любую боль переплавляют в негодование, потому что оно упрощает и облегчает переживание. Моня беспокоился за Гройса и корил себя, что поверил обманщице. Дворкин терпел его бурление сколько мог, но к третьему часу устал.

– Послушайте, Верман, – сказал он. – Если вы дадите себе труд задуматься, то поймете, что эта девочка одной породы с Мишей. Он и сам мог бы выкинуть подобный фокус.