Финальный аккорд - Кевин Алан Милн

– Давайте пройдем по коридору в мой офис.

– Все так плохо?

– Наша медсестра присмотрит за вашей дочерью.

Он повел меня к себе в кабинет, а медсестра пошла в другую сторону, чтобы найти кого-то, кто смог бы посидеть с Хоуп.

Более молодые врачи пододвинули поближе стулья, когда доктор Расмуссен закрыл за нами дверь и сел в кресло за столом напротив меня.

– Мистер Брайт, это доктор Шефер, ортопед, и доктор Гудинг из терапевтического отделения. Мы вместе работали с вашей женой, совместно с командой других людей, с которыми, я уверен, вы будете иметь возможность встретиться в течение ближайших нескольких дней.

Оба врача кивнули, когда он назвал их имена.

– Рад познакомиться со всеми вами, – произнес я. – И спасибо за то, что вы сделали. Но я не думаю, что вы пригласили меня к себе в кабинет для того, чтобы представиться.

– Нет, – тихо сказал доктор Расмуссен, выглядя при этом очень усталым. Он задумчиво постучал пальцем по губам и только потом продолжил: – Мы знаем, вам не терпится услышать, каково состояние вашей жены. Именно поэтому мы здесь.

Он сделал еще один глубокий вдох.

– Хорошей новостью является то, что она жива. Я знаю, как это, должно быть, звучит, но, учитывая то, как она выглядела при поступлении, тот факт, что она еще с нами, это маленькое чудо. Обычно, когда у людей столько травм, как у нее, приходится вести с супругами такие разговоры, которые я терпеть не могу.

Более молодые мужчины торжественно кивнули в знак согласия. Я оценил «хорошие новости», несмотря на то, что, кажется, он что-то недоговаривал.

– Но?

Грудь доктора Расмуссена вздулась от гигантского вздоха.

– Но есть некоторые очень серьезные осложнения. Мы делаем все возможное, чтобы держать их под контролем. Для начала, одно легкое вашей жены перестало работать. На месте аварии была проведена интубация трахеи для вентиляции, но ей все еще требуется механическая помощь, чтобы поступал кислород. Мы подключили женщину к аппарату, который помогает дышать. Кроме того, в машине «Скорой помощи» сердце вашей жены перестало биться…

– Ее что? – выдохнул я.

Доктор Гудинг впервые заговорил:

– Ее сердце остановилось. Дефибриллятор заставил его вновь работать, но это потребовало усилий.

Я трясущейся рукой провел по волосам.

– С ней все будет в порядке?

– Со временем, – продолжил молодой врач, – легкие и сердце должны прийти в норму. К сожалению, это менее существенные проблемы Анны. Во время аварии одна из почек получила открытую травму. В результате нам пришлось удалить ее.

– Но люди ведь могут жить и с одной почкой, верно?

Теперь подключился доктор Шефер, хотя и с несколько меньшим сочувствием в голосе, чем у двух других.

– Да, могут. Но когда сердце вашей жены остановилось, в другую почку не поступала кровь в течение достаточно длительного периода времени, так что она тоже была повреждена. Сейчас слишком рано говорить о том, к каким это приведет последствиям, но мы предполагаем, что она будет функционировать лишь наполовину своих возможностей. Это означает, что даже если ваша жена восстановится от всего остального, ей надо будет регулярно проводить гемодиализ для очистки крови от токсинов. В противном случае они убьют ее.

Медсестра, которая пошла на поиски сиделки для Хоуп, проскользнула в кабинет в то время, когда говорил Шефер. Она заняла пост прямо у двери, прислонившись к стене.

Я прочесал глазами всех трех, внимательно всматриваясь в их лица. Доктор Расмуссен выглядел так, словно он не все еще сказал, и моя интуиция подсказывала мне, что самое худшее еще впереди.

– Что еще? – потребовал я.

– Как я уже говорил раньше, – ответил он, – я нейрохирург. Меня вызывают только тогда… Позвольте немного отступить. Удар был такой силы, что ваша жена перенесла серьезную черепно-мозговую травму. Мы уже провели краниотомию вашей…

– Что?

– Краниотомию, – повторил он. – У женщины в мозгу больших размеров опухоль. Мы сделали в ее черепе небольшое отверстие, чтобы уменьшить давление. Но…

Слезы, с которыми я боролся, наконец, вырвались наружу. У меня было такое состояние, словно я больше не смогу перенести еще какие-то плохие новости.

– Неужели возможно, чтобы было еще одно «но»!

Я приподнял плечо, чтобы вытереть лицо рукавом рубашки.

– Правда… хватит, и без того уже! Что может быть хуже того, что вы уже сказали?

Он дал мне возможность взять себя в руки перед тем, как он сказал:

– Мне очень жаль, мистер Брайт. Я знаю, что слишком трудно сразу все переварить, но вы должны понимать истинное положение вашей жены. Наибольшее беспокойство вызывает то, что у нее наблюдается недостаточная восприимчивость и чувствительность.

– Конкретно, что это означает?

– Восприимчивость является реакцией нервной системы на условные раздражители. Представьте это как акт мышления либо сознательное восприятие окружающего нас мира. Чувствительность – это по большей части врожденная реакция мозга, как, например, поиск источника громкого звука или вздрагивание от резкой боли.

В состоянии смятения я повторил свой вопрос:

– Конкретно, что это означает?

– Это означает, что она буквально ни на что не реагирует. Она в коме, мистер Брайт, и даже если во всем остальном она придет в норму, то есть большая вероятность, что она не выйдет из этого состояния, независимо от того, что мы делаем.

Снова два других доктора кивнули в знак согласия, и на этот раз к ним также присоединилась медсестра. Потребовалась минута, чтобы в полной мере осознать то, что он только что сказал и с чем все они согласились, кивнув головой. К этому моменту я был в состоянии полной неразберихи. Все у меня внутри оцепенело. Мне хотелось опять заплакать, но я находился за пределами того, когда даже слезы уже не помогли бы. Единственное, что я ощущал в тот момент, – невыносимая боль в груди, которая заставила меня задаться вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем они применят ко мне дефибриллятор.

– Значит, Анна никогда не проснется…

Эти слова выпали из моего рта, как холодные камни на могилу. Я был уничтожен, и я знал это.

Покачав головой, доктор Расмуссен заявил:

– Не совсем так. Она на самом деле не спит. Даже когда мы спим, наш мозг реагирует на внешние раздражители. Это больше похоже на то, что ее мозг перешел в спящий режим, наподобие того, как это происходит с компьютером, когда мы им не пользуемся. Он и не выключен и по-настоящему не включен. Но в этом случае нет никакой возможности узнать, включится ли он когда-нибудь снова.

– Так она просто не отвечает.

Я по-прежнему не был уверен, в чем разница между тем, когда человек спит, и тем, когда он никогда не просыпается.