Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов

Батареи ПТО действительно оказались сборной солянкой, обломки 37-мм[152] соседствовали с 50-мм[153], присутствовали две 75-мм[154] и даже две вообще экзотические французские пушки[155].

Потом мы выяснили, что эти двенадцать орудий вывезены с заводика, ремонтировавшего артиллерию, побитую РККА, на нем (на заводике) мы потом нашли и наши орудия «сорокапятки», но для них не было боеприпасов (да и ремонт не кончен), потому немцы и вывели в поле только эти пушки. С западной стороны города вошли наши пехотинцы, доставленные на грузовиках под охраной БА-10 (и простых, и с блиц-моторами) да ганомагов. Под прикрытием тех же бронированных транспортных средств пехотинцы начали оккупировать (вообще-то освобождать) Збышкув (под руководством Абдиева).

Покончив с ПТО и боевым охранением артиллеристов, наша группа так же стремительно вошла в город, впереди бронированным кулаком идут танки, за ними пехота и две косилки. Остатки гарнизона (как недобитые в боевом охранении, так и оставшиеся в городе) в панике покатились на запад. Но там их тепло, с истинной евразийской щедростью (на пули, снаряды и мины) встретили бойцы под руководством Ержана. Гарнизон Збышкува и так был чуть больше роты, встреча на въезде в город личного состава гитлеровцам не прибавила, и через полчаса с фашистами было покончено.

Началась зачистка, штурмовые группы при поддержке танков, БА-10 и ганомагов расползлись по городу, очищая его от представителей «высшей, белой и пушистой местами расы». Через два часа все было чисто, может, какие буржуины и ушли, но это уже не играет роли. Неожиданно встретили целую толпу белорусских евреев, фашисты переправили их в Польшу для отправки в гетто, мы братьев-семитов освободили, но что с ними можем сделать? Чем мы можем им помочь, тем более в основном это старики, женщины, дети. Поэтому Круминьш популярно рассказал иудеям, что их ждет в гетто, и предложил скрыться. Евреи, как и остальные национальности, не особо верили в звериную сущность гитлеровского режима, в концлагере (в гетто, в тюрьме) веры, конечно, прибавлялось, но, увы, выхода уже не было, кроме как через расстрел или крематорий. Вот я лично и попросил Артурчика как можно доступней объяснить братьям-евреям, что именно надо ждать от «нового порядка». Евреи, осознав всю полноту опасности, ушли на восток, к мосту, пришлось им выдать полтора десятка немецких винтовок и по полсотни патронов к ним, ну пусть попробуют через леса дойти к нашим, к РККА. Если обходить города, деревни, станции и дороги лесами, то это теоретически возможно.

Штаб (я и Бусинка) обосновался в экс-немецкой комендатуре, сюда поляки стали приводить выловленных немцев, вскоре наш улов увеличился на пять душ ариев, а потом и вовсе ко мне пришел разряженный, как наследник престола, некий полковник Станислав Вишневецкий, главный здешний аковец[156], с официальным визитом. Ой, простите, аковец появится лишь в 1942 году, пока это был «Союз вооруженной борьбы»[157], затем ко мне пришел Зденек Шиманский, глава местного представителя «Спартакус»[158].

Давайте расскажу по порядку, зачем, господа-товарищи поляки, они приходили, сидим, значит, с Анютой, целуемся, тут стук в дверь, и мы порскнули на безопасное расстояние друг от друга.

– Здравствуйте, панове, позвольте представиться: полковник армии Речи Посполитой Станислав Вишневецкий.

– Здравия желаю, пан полковник, проходите, садитесь, слушаю вас?

– Я полномочный представитель Польского правительства в изгнании, в данном городе, и дозвольте поинтересоваться, на каком основании вы, панове, оккупировали город?

– Во-первых, пан полковник, мы не паны, а товарищи, кроме, того, мы не оккупировали город, мы освободили его от немцев, кстати, которых ваше правительство и привело в страну. Куда мы дальше пойдем и зачем мы тут, объяснять вам, пан экс-полковник, не собираюсь, ваше правительство вы сами назвали правительством в изгнании. Тем более мы не воюем с поляками, вне зависимости от их политических взглядов, мы воюем с нацистской Германией, вы бы еще у немецкого коменданта спросили, на каком основании он тут комендантом был.

– О Матка Бозка Ченстоховска, какой-то паршивый капитан смеет мне грубить, какой-то хам, нижний чин! – Эта гнида решила, типа, рисануться перед Бусинкой?

– Капитан НКВД, на общевойсковые звания это подполковник, так что ваше благородие я, фильтруйте базар пан или пропан. За паршивого могу и в харю дать, и на дуэль вызвать, тем более оскорблен я и выберу ППШ, ищите потом второй ППШ по всей Польше, или просто уши надеру. Кроме того, у меня под командованием дивизия бесстрашных бойцов, а у вас пшеко-пшик с дыркой от бублика стоят в строю, а командует ими мертвого осла уши по фамилии Рыдзы-Смыглы, причем откуда-то из Лондона. Где легионы Пилсудского, где ваша армия, где ваша независимость, пан полковник? (Я не капитан НКВД, я капитан войск НКВД, но пан полковник не в курсах.) Кроме того, может, нам проверить, чем вы занимались в 1920 году? Я предположу, что вы военный преступник и виновны в гибели советских военнопленных, попавших к вам во время битвы за Варшаву? Может, вы еще активно сотрудничали тут с гитлеровцами? Или, может, вас нашим украинцам отдать, они очень неровно дышат на политику полонизации-пацификации[159] на «кресах»[160]. Тем более вы полномочный представитель правительства, что полонизацию осуществляло. Ну как вам перспектива? Не хотите получить ответку украинизацией за полонизацию? И что за тон разговора перед товарищем Бусенко, она же дама.

Пан Вишневецкий сперва покраснел, потом посинел, побелел, побагровел, посеробуромалинел и, сморщив свое лицо, стал гавкать: