Винсент и Самый Необыкновенный Отель в Мире - Лайза Николь

Но однажды, привычно заглянув к Флоренс, он застал её сидящей на кровати. Она съела целый томатный сэндвич и два шарика мороженого с каким-вы-только-пожелаете вкусом.

– Какой вкус? – спросил Винсент.

– Шоколадный торт и кленовый сироп, – сказала она. – А у тебя?

– Опять сыр с беконом! Сам не могу поверить! Стоило мне попробовать его в первый раз, я теперь только его и заказываю!

В ответ Флоренс улыбнулась. Её милый Винсент.

– У меня никогда не было такого друга, как ты, – призналась она, облизывая пальцы. – И никто так обо мне не заботился. Мы, Уэйнрайт-Каннингэмы, не из тех, кто требует заботы. Это не в нашем стиле.

– Ну, тогда получается, что мы с тобой встретились как раз вовремя, – решил Винсент. – Тебе требовалась помощь, и мне требовалась помощь. И мы с тобой спасли друг друга – как-то так.

– Ты точно меня спас, Винсент. Ты меня спас. И я не знаю, как тебя отблагодарить.

– Это и не нужно, Флоренс. Мы же друзья, помнишь? И между друзьями так положено.

В эту ночь Винсент спал беспробудным сном. Наутро он встал, свежий как горный воздух на рассвете, полный солнечного сияния и надежды. Но уже к вечеру Флоренс стало намного хуже. Когда Винсент пришёл к ней, что-то изменилось. Её карманный пёсик, Эмерсон, свернулся калачиком прямо у неё над сердцем. И Флоренс не открывала глаза и не шевелила пальцами (так она обычно давала понять, что слышала, как он вошёл). Винсенту показалось, что у неё даже не осталось сил на то, чтобы просто слушать. Он молча сел на край кровати и взял её за руку.

Флоренс была такой крошечной. Её изумрудные очки казались слишком большими на осунувшемся лице. Каштановые волосы стали редкими и тусклыми. Память Винсента перенесла его к тем дня на площадке для экстремалов, когда они ели томатные сэндвичи и следили за полётом птиц. Он пытался вспомнить прежнюю, здоровую Флоренс, которая взлетала по парадной лестнице, прыгая через две ступеньки, или звала кататься на американских горках. Но не мог. Она словно ускользала из памяти.

Вдруг где-то далеко вспыхнула такая сильная молния, что осветила всю комнату.

Надвигалась гроза.

– Кажется, нам предстоит трудная ночь, Флорри, – прошептал он. – Я пойду проверю, чтобы закрыли все окна, и успокою гостей. Обещаю, вернусь как только смогу.

Винсент заботливо закутал Флоренс в африканскую шаль со слонами. Зажёг сразу две лакричные палочки мути, подготовленные Зельдой, и поспешил на обход отеля. Пока он пересекал лужайку в парке, шторм разбушевался не на шутку. От непрерывно сверкавших молний плато Мабомбо было освещено, как днём. Колибри в панике принялись неистово бить крылышками, отчего долина наполнилась гудением, как от сотни мотороллеров. А когда он наконец добрался до парадной лестницы, тучи разразились градинами размером с мячик для гольфа.

В фойе собрались гости, наблюдавшие за грозой. Даже те, кто остановился в Номере Стихий. Винсент нашёл родных. Том ласково гладил своего карманного пёсика, Рубарба. Роуз не расставалась с новой атласной накидкой. Мама с папой держались за руки, всем своим видом излучая счастье. Самый Необыкновенный Отель в Мире изменил жизнь каждого из членов его семьи.

Убедившись, что здесь всё в порядке и никто не паникует, Винсент взял дождевик и направился к выходу.

– Винсент! Ты не можешь выходить в такой шторм! – воскликнул Руперт. – С грозой над Мабомбо шутки плохи!

– Я должен! – возразил Винсент. – Она там одна! Я не могу её оставить одну. Только не в такую бурю, – его щёки стали влажными от слёз. У него было такое ощущение, будто сигнальные огни, освещавшие его путь, гаснут один за другим.

– Ладно, – неохотно кивнул Руперт. – Тогда отдай мне Мин. Я присмотрю за ней и за всем остальным. А ты иди по боковой дорожке. Так дольше, но безопаснее. И держись подальше от деревьев.

– Спасибо, Руперт.

– Иди сюда, – он вынул из кармана Мин. Заключил Винсента в медвежьи объятия и сказал: – Поцелуй Флорри за меня.

Винсент скатился с парадной лестницы: градины падали на ступени и разлетались с треском, как ледяные бомбы. Помня о совете Руперта, мальчик направился на боковую дорожку, огибавшую отель. Мрачные громады пиков на краю Мабомбо и его светящиеся башмаки помогали находить дорогу, и он что было сил побежал к больничному флигелю. Но тут случилось нечто очень странное. Винсент услышал какие-то звуки. Похожие на чей-то голос. И он пел! «Кому пришло в голову гулять в такую грозу?» Но вот звук послышался снова. Словно сам горный дух спустился в долину с пиков Мабомбо. Но тут Винсент понял, что звук доносится не с гор. Он шёл снизу. Винсент, не замедляя шага, посмотрел на ноги. «Мои башмаки! Это мои башмаки поют!»

Но его башмаки никогда раньше не пели.

Как будто они поймали сигнал радиостанции из далёкой Вселенной или ритуальную песню огня из глубокого прошлого. Подгоняемый градом и дождём, Винсент бежал всё так же быстро. А проникновенный голос сперва охватил его тело, а потом проник в грудь и добрался до сердца, окружив ласковым теплом. За голосом вступили струнные. Им вторили барабаны и горны. Но всё перекрывал этот удивительный голос. Он как будто звал Винсента и с вершин горных пиков, и из песчаных пустынь, и из бездонных синих морей одновременно.

Винсент поскользнулся и упал.

– Ах!

Он лежал на размокшей земле. Одна его часть желала уйти под землю, скрыться, но другая противилась этому. Он скинул с ног башмаки и закричал.

– Не Флоренс! Пожалуйста! Не Флоренс! Пожалуйста, не Флоренс!

Ослепительная молния обрушилась на долину.

Винсент нащупал что-то под рукой. Это оказалась коробочка с изумрудным кремом, которым он чистил туфельки Флоренс.

Полыхнула новая молния, и Винсент убедился, что оказался на Кладбище Разбитых и Забытых Мечтаний. И упал как раз возле той пирамидки, которую сложил, когда хотел избавиться от мечты спасти Флоренс от ужасного будущего. Того самого, которое всё-таки наступило.

Винсент поднял коробочку. На ощупь в темноте и под ливнем он положил её обратно на вершину пирамидки. А потом Винсент заговорил куда-то в ночь, не заботясь о том, что ведёт себя как ненормальный:

– Это моя мечта о Флоренс, самой необыкновенной девочке в мире. Я мечтаю о том, чтобы она всегда была окружена необыкновенным, где бы ни оказалась.

Винсента разбудил свет солнца на рассвете. Он не сразу сообразил, где находится. А потом увидел, как ритмично поднимается и опускается Эмерсон, безмятежно спавший на груди у Флоренс. Его затопило облегчение. Она была жива. Флоренс всё ещё была жива. Настолько жива, что даже немного похрапывала во сне. Винсент улыбнулся, вслушиваясь в эти короткие приглушённые звуки. В них было что-то уютное, успокаивающее. Что-то, несомненно, живое. На цыпочках, чтобы не потревожить её, Винсент выскользнул из комнаты и отправился обратно в отель.