Хиппи - Пауло Коэльо

– Как-как? Циников?

– Именно так. Но ничего общего с нынешним значением этого слова их учение не имеет. Диоген, самый известный его представитель, утверждал, что следует отрешиться от всего, что навязывает нам общество – а мы все воспитаны так, что требуем больше, чем нам требуется – и вернуться к первоначальным ценностям, то есть жить в соответствии с законами природы, довольствоваться малым, радоваться каждому новому дню и решительно отвергать все, к чему нас готовили – власть, богатство, жажду наживы и тому подобное. Единственная цель жизни – освободиться от всего ненужного и научиться обретать радость в каждой прожитой минуте, в каждом вздохе. Если верить легенде, Диоген жил в бочке.

К ним подошел водитель. Хиппи, похожий на Распутина, наверно, понимал по-французски, потому что уселся на пол и внимательно слушал. Принесли кофе. Журналистка вдохновилась и продолжила свою лекцию. Взаимное отчуждение вдруг исчезло, и француженка оказалась в центре внимания.

– Его идеи не были отринуты и с пришествием христианства: монахи удалялись в пустыню, ища там мира в душе и контакта с Богом. И так продолжается по сей день, благодаря усилиям известных философов вроде американца Торо или Ганди – борца за независимость Индии. Упрощайте, говорят все. Упрощайте – и будете счастливей.

– Но как же все это внезапно превратилось в моду, в манеру одеваться и вести себя, в стремление быть циником в современном значении, то есть не верить ни левым, ни правым?

– Вот этого я не знаю. Говорят, все началось с грандиозных рок-концертов – как в Вудстоке, например. Еще говорят, повлияли некоторые музыканты вроде Джерри Гарсии и «Грейтфул Дэд» или Фрэнка Заппы и «Мазерз оф Инвеншн» – это они стали устраивать бесплатные шоу в Сан-Франциско. Я у вас хотела выяснить.

Француженка взглянула на часы и поднялась.

– Простите, мне пора. У меня сегодня еще две встречи.

Она собрала свои листки, оправила одежду.

– Провожу вас до дверей, – сказал Жак. Он больше не испытывал к журналистке враждебности – в конце концов, она просто старалась как можно лучше выполнить свои профессиональные обязанности, а вовсе не задавалась целью наговорить гадостей людям, у которых брала интервью.

– Да не стоит. И еще не стоит винить себя за то, что сказала ваша дочь.

– Провожу все-таки.

Они вышли вместе. Жак спросил у нее, где находится рынок пряностей – он и не думал ничего покупать, но ему хотелось вдохнуть аромат трав и специй: кто знает, доведется ли еще когда-нибудь?

Журналистка показала ему дорогу и, ускорив шаги, направилась в противоположную сторону.

По пути на рынок Жак, много лет продававший людям товары, которые им не нужны, и каждые полгода обязанный по должности разворачивать рекламные кампании ради внедрения «нового продукта» думал, что стамбульскому департаменту туризма следовало бы работать получше: француза совершенно восхитили и заворожили узкие улочки, вереница мелких лавок, кафе. Время здесь словно остановилось – если судить по интерьерам, по одежде людей и по усам. Почему большинство турок носит усы?

Он невзначай установил причину, когда завернул в бар, знававший, по всей видимости, лучшие времена и выдержанный в стиле «ар-нуво»: такое заведение можно отыскать лишь в самых изысканных и потаенных уголках Парижа. Он решил выпить вторую за день чашку кофе по-турецки, который подавали в медном ковшичке с длинной деревянной ручкой: прежде ему такие кофейники видеть не приходилось. Жак надеялся, что к вечеру бодрящий эффект пройдет, и кофе не вгонит его в бессонницу. В баре было почти безлюдно – кроме него самого, там был лишь один посетитель – и хозяин, поняв, что перед ним иностранец, завел с ним разговор.

Спросил про Францию, Англию, Испанию, рассказал историю своего «Кафе де ла Пэ», осведомился, как понравился гостю Стамбул («я тут совсем недавно, но мне кажется, что люди много теряют, не бывая здесь»), большие мечети и Большой базар («я вчера приехал и еще нигде не был»), а потом принялся превозносить достоинства сваренного им кофе, пока Жак не прервал его:

– Я заметил одну любопытную здешнюю особенность, хотя, может быть, и ошибаюсь. По крайней мере, в этой части города все мужчины носят усы – вот и вы тоже. Это у вас такая традиция? Если не хотите – не отвечайте.

Однако хозяин ответил – и с нескрываемым удовольствием:

– Безмерно рад, что вы обратили внимание: кажется, вы первый иностранец, который спрашивает меня об этом. А меж тем здесь частенько бывают иностранцы, у меня такой великолепный кофе, что крупные отели рекомендуют мое заведение всем своим постояльцам.

Не спрашивая разрешения, он подсел за столик к Жаку и велел своему помощнику – совсем юному безусому пареньку – подать мятного чаю.

Кофе и мятный чай. Кажется, в этой стране существуют только эти напитки.

– Связано с религией?

– Я?

– Не вы, а ношение усов.

– Ни в коей мере! Это связано с тем обстоятельством, что мы – мужчины. И нам присущи честь и чувство собственного достоинства. Эту истину внушил мне отец, который носил необыкновенно выхоленные усы и говорил: «Когда-нибудь и ты заведешь себе такие». Он-то и объяснил мне, что во времена моего прадеда, когда проклятые англичане и, простите, французы стали теснить нас к морю, надо было определить, куда двигаться дальше. А поскольку в каждом батальоне было полно шпионов, решили узнавать своих по условному знаку, то есть, по усам. Форма их определяла, как человек относится к реформам, которые проклятые англичане и – еще раз извините! – французы тщились нам навязать. Это был, разумеется, не тайный знак, но, так сказать, демонстрация своих убеждений.

И мы отращивали усы с той поры, когда начался закат славной оттоманской империи, и людям требовалось понять дальнейшее направление. Те, кто ратовал за реформы, носили усы в форме буквы «М». Те, кто против, – в форме перевернутого «U».

– А те, кто ни за, ни против?

– Те брились. Но иметь такого в семье считалось позором: их и за мужчин не считали.

– И сейчас так?

– Кемаль Ататюрк, что значит в переводе «Отец всех турок», воитель, сумевший покончить с эпохой воров, сменявших друг друга на троне, куда сажали их европейские державы, иногда носил усы, а иногда избавлялся от них. И этим сбивал всех с толку. Однако укоренившиеся традиции трудно забыть. И кроме того – возвращаясь к началу нашего разговора – что плохого, если человек демонстрирует символ своей мужественности? Разве не то же самое происходит у животных и птиц?

Ататюрк. Отважный солдат, который сражался на Первой мировой войне и не допустил вторжения в Турцию, сверг монархический строй, упразднил Оттоманскую империю, отделил религию от государства (мало кто думал, что это возможно) и, что было всего важней для проклятых англичан и французов, отказался подписать с Антантой унизительный мир, как поступила Германия, тем самым невольно посеяв семена нацизма. Когда компания Жака задумала снова покорить эту империю, используя на этот раз обольщение и хитрость, он видел портреты этого человека – крупнейшего и популярнейшего политического деятеля современной Турции – но никогда не обращал внимания, что кое-где Ататюрк запечатлен бритым, а замечал лишь, что когда он все же в усах, они имеют форму не «М» и не «U», а подстрижены щеточкой до углов рта, как принято на Западе.