Месть Ледовой Гончей - Юрий Погуляй

– Пошли наверх, оледенелые крысы! – тут же взвыл Старик. Он и остальные штурмовики принялись карабкаться по трапам на верхнюю палубу.

– Не лезь туда, – одернул меня Мертвец. Он не пошевелился, изучая корабль. – Крюкомет, я с сопляком присмотрю за входом, – крикнул он боцману. Тот торопливо кивнул и бросился к трапам. Туда же поспешил и Сабля.

Мне хотелось рассказать ему о том, кого мы увидели с Фарри. Но я столкнулся с тем, что не знаю, как объяснить всю важность происшедшего. Я перебирал в уме слова, но никак не мог сделать их действительно весомыми. Они казались мне неуместными, лишними, смешными. Цирковой силач из прошлого охотится за нами? Какая, к ледовым демонам, разница?! Сегодня, когда столько крови пролилось на холодный лед, – рассказы о прошлом бессмысленны. Жестоки. Потому я решил промолчать об Эльме. Но о судьбе Неприкасаемого смолчать не смог.

– Это Волк убил Тороса, – сказал я, не сводя взгляда с ледохода. Над Пустыней вновь пронесся стон, а затем мягкий порыв ветра швырнул мне в спину колючим снегом. Я пошатнулся, с трудом сжал левую руку в кулак, ощущая, как она перестает меня слушаться, как примерзшая к ране шерсть вновь рвет плоть.

Мертвец чуть повернул ко мне голову:

– Торос не убит.

Я онемел от радости, повернулся к первому помощнику. Тот безразлично изучал мягко вспыхивающий алым и синим корабль.

– Он не убит? – с трудом нашелся я, отчего-то скрывая детский восторг перед столь славной новостью.

– Ранен. Тяжело. Тихо.

С лязгом открылся шлюз на второй палубе. Наружу выбрался кто-то из штурмовиков. Перегнувшись через фальшборт, он с шумом прочистил желудок. Второй абордажник, пошатываясь, пристроился рядом, и его тоже вырвало.

– Не к добру, – равнодушно произнес Мертвец.

Штурмовики переводили дух, не желая даже думать о том, что увидели. Вскоре на лед спустился бледный Сабля. Он присел на обломок льдины, оперся в колени и встретил мой вопросительный взгляд мутным взором.

– В жизни такой дряни не нюхал. Дрянь демоническая, – сказал он мне.

Мертвец уже общался с офицерами, и я был предоставлен сам себе.

– Говорят, кто попал за Южный Круг – становится вот такой гнилой дерьмовиной. Но, лед мне в задницу, они еще утром были живее живых.

– Что там, Сабля? – не понял я.

– Коконы там. Коконы, в которых застывшее кровавое месиво. Одни дохляки, усекаешь, юнга?

По Пустыне вновь прокатился стон льдов.

– Нам конец, юнга, – неожиданно серьезно посмотрел на меня Сабля. – Это проклятый корабль!

– Возвращаемся на «Звездочку» – проорал Старик. – Шевелимся! Нам предстоит поработать!

Торос действительно не умер, но получил тяжелое ранение. Зато в схватке на трапах погиб молчаливый Громила. Пули унесли жизни Галая, Винсаря и Орри, мучительно умер Патт. Это он и причитал на верхнем ходу, прижав руки к окровавленному животу. Тела моряков и штурмовиков сложили рядом с траками молчащего ледохода. Я ходил среди них словно потерянный. Еще несколько часов назад все они были живы, все были частью моей жизни.

Трупы напавших сложили неподалеку от корабля, и я трижды прошел мимо них в надежде отыскать Эльма. Но среди обледеневших глаз мертвецов я не нашел знакомых. Потом меня отыскал Фарри и силой затащил в лазарет к Квану, чтобы тот посмотрел на мою левую кисть.

Доктор, измученный, нервный, прошептал проклятья, отодрав варежку от руки. У меня не было сил пугаться или тревожиться, хотя почерневшие обрывки кожи и бесчувственность пальцев признак совсем дурной.

Я смотрел на койку, где лежал Торос. Грудь Неприкасаемого вздымалась неровным дыханием, из горла рвались нехорошие хрипы. Но он был жив. Тут же сидел и Грэг, которому прострелили руку. Бледный, мрачный, штурман то и дело спрашивал у доктора:

– Где Лис, Кван?

Но наш унылый врачеватель лишь пожимал плечами и возвращался к работе.

Вскоре загудела печь в лазарете. Хромающий Три Гвоздя притащил целое ведро энгу, устало переглянулся с Грэгом и поспешил обратно. Я знал, что происходит снаружи. Палубные матросы, механики и штурмовики, забыв про свою избранность, спасали корабль. Пилили льдины, заполняя железные ванны. Глаза шаманов глубоко запали от усталости, но и старик Балиар, и подлец Зиан выкладывались на полную, обеспечивая механиков энгу.

Кван смазал мои раны жирной и вонючей гадостью, напоил каким-то отваром и отправил на кубрик. Пальцы нещадно колола боль, но сидеть в холодном темном отсеке, пока товарищи надрываются на работах, я не смог. С трудом выбрался наружу – и только там понял, что у меня совсем не осталось сил. Вцепившись в фальшборт второй палубы здоровой рукой, я смотрел вниз и чувствовал только тяжесть в теле. Казалось, что с каждым мигом я набираю вес, и колени стали подкашиваться, не выдерживая.

Что за отвар влил в меня Кван?

В ночи стонала и грохотала Пустыня, над которой уже поднимался рассвет; внизу метались тени и жужжали пилы. Моряки таскали ведра с энгу куда-то в недра первой палубы, где суетились механики. Пару раз «Звездочка» содрогнулась, когда инструментарии безуспешно пытались завести двигатель, лязг растекался средь льдов, сопровождаемый яростными проклятьями Шестерни в адрес «поганых ублюдков с кр-р-р-ривыми р-р-р-руками, котор-р-р-рые нужно отор-р-р-р-рвать и скор-р-р-р-рмить волкам».

– Нельзя заводить! Нельзя! – орал он.

Первым из шаманов отключился Зиан. Молодой парень осел рядом с ванной, и его тут же подхватили на руки. Балиар смог приготовить еще несколько баков, прежде чем поник, опустил голову и молча побрел к кораблю.

Я смотрел на старика и чувствовал его злость, непонятную ярость и досаду. Балиар думал о своем ученике с завистью, с ненавистью. Что у них произошло?

Устало моргнув сухими и тяжелыми веками, я пошатнулся. Опустился на колени, так что фальшборт закрыл мне обзор, и с облегчением повалился на невероятно теплый и мягкий трап. Хотелось спать. Очень хотелось спать. Несколько секунд я лежал без движения, наслаждаясь покоем.

«Ты умрешь, Эд. Встань».

Я не хотел подниматься. Здесь было тихо и спокойно, хорошо. Лихорадочные мысли об Эльме, о компасе, о Торосе ушли куда-то далеко. Ничего хорошего меня в будущем не ждало. Над головой дышало северное небо, низкое-низкое, мягкое-мягкое.

В сердце кольнуло. Я услышал скрип снега где-то наверху – и почувствовал коснувшийся меня недобрый взгляд. Перегнувшись через фальшборт, с первой палубы на меня смотрел Волк. Клубы пара вырывались из-под шарфа, шапка была надвинута на лоб.

Хочешь, чтобы я сдох здесь, да? Хочешь, чтобы этот драный юнга тихо-мирно замерз и замолк навеки?

Я очень медленно сел, с трудом встал на подгибающиеся ноги. Бросил взгляд на Волка и, увидев его разочарование, шагнул к тамбуру на палубу.