Группи: Sex, drugs & rock’n’roll по-настоящему - Джонни Бирн

Какая милая материнская забота, подумала я. Остальные послания были написаны на маленьких квадратиках голубой бумаги для заметок очень детским почерком, и во всех говорилось примерно одно и то же: «Милый Грант, я очень по тебе скучаю и расстроилась, что ты не смог приехать на выходных и повидать меня. Но ты, наверное, очень занят. Я мечтаю остаться с тобой вдвоем хоть на несколько часов…»; «Милый Грант, интересно, навестишь ли ты меня на следующих выходных? Я безумно люблю тебя. Просто обожаю. Я не могу забыть то прекрасное время, которое мы провели вместе, прежде чем ты уехал, и я уверена, что и ты меня помнишь…»; «И, милый Грант, я бы очень хотела приехать в Лондон и побыть с тобой хоть немножко. Тебе, конечно, придется прислать мне денег, но разве не замечательно снова увидеться? А то мы встречаемся всего на пару часов». Еще в одном письме говорилось: «Милый Грант, меня очень огорчило известие о твоей болезни. Что же это такое? (Вот и мне интересно, милочка.) Может, еще что-нибудь случилось, милый? Твои письма в последнее время, кажется, изменились. Если тебя что-то беспокоит, пожалуйста, скажи мне, дорогой, ты же знаешь, ради тебя я готова на всё…» Господи, подумала я, что за ерунда? В письмах упоминался ребенок по имени Дерек, но не говорилось напрямую, что Грант его отец. Девице, видимо, очень хотелось попасть в Лондон, но, судя по всему, пока она не очень преуспела.

Я просто не верила своим глазам. Письма были совершеннодурацкие и беспомощные, да и правописание хромало. Неужели Гранту не противно читать неграмотные девчачьи любовные послания? Да что за бред? Он запрещал мне любые нежности — и вдруг хранит слюнявую чепуху от какой-то провинциальной цыпочки по имени Сьюзан? И такая дура ему нравилась? Или он даже любил ее? Как он терпел эту безмозглую болтовню и что писал Сьюзан в ответ? А вдруг она фантастически красива? Нет, автор таких писем просто не может быть красавицей, у нее ума не хватит выглядеть отпадно. Возможно, такой тип цыпочек и нравится Гранту на самом деле? И я вспомнила, как он критиковал мои хипповые наряды.

В полном недоумении я лежала еще около часа, пытаясь во всем разобраться. Кто-то спустился по лестнице и начал набирать номер на телефонном аппарате. Это оказался Уайетт, который звонил в Кеттеринг или еще куда-то.

— Здравствуйте, миссис Робертс, это Уайетт. Как папа? — сказал он, продолжая запихивать шестипенсовики в аппарат. И снова: — Здравствуйте, миссис Робертс, это Уайетт… Нет, Уайетт, миссис Робертс… Нет, миссис Робертс, — с бесконечным терпением, — то был Малькольм, а меня зовут Уайетт… Да, миссис Робертс, Малькольм Ричардз. — И зазвенели шестипенсовики.

Похоже, Уайетту наконец удалось объясниться с миссис Робертс, и он продолжил:

— Я видел в магазине на углу рубашки всего по двадцать шиллингов за штуку и подумал, может быть, папа тоже захочет парочку? — Миссис Робертс, должно быть, подтвердила, что папа непременно захочет парочку рубашек, поскольку Уайетт ответил: — Ладно, тогда я куплю их и постараюсь привезти как можно скорее. — Затем он кладет трубку и тихонько уходит обратно в свою комнату.

Да что же такое, подумала я, прямо день интимных признаний звезд рок-н-ролла! Затем я услышала, как Билл приглашает желающих к себе в комнату кофе. Я решила забить сегодня на работу и позвонила сказать, что меня замучила простуда. Затем, все еще в ночной рубашке, поднялась к Биллу. Помимо прочего, мне нужно было посоветоваться с Венди по поводу этих писем.

Похоже, ее мой рассказ не особенно удивил. По словам Венди, публика, с которой Relation знались до приезда в Лондон, не сильно отличалась от этой Сьюзан. Я так и предполагала, но оглянулась на Билла, чтобы увидеть его реакцию, но он и глазом не моргнул, храня абсолютное спокойствие. Меня же сводила с ума мысль о том, что у Гранта осталась подружка в провинции, что он мог быть совершенно другим человеком с девчонкой, и близко не настолько клевой, как я, что он открывал ей душу, доверялся ей. Я спросила Билла, видел ли он подругу Гранта.

— Я ничего про нее не знаю, — возразил он, защищаясь.

— Детали мне не нужны, — объяснила я. — Просто расскажи, как она выглядит. Она симпатичная? Клевая? Умная? — Очень вряд ли, судя по письмам, но чем черт не шутит. — Она забавная? Ну, знаешь, всякое такое. Уж это-то ты можешь мне сказать.

— Послушай, — ответил Билл, — вот честно, никто из нас с ней не знаком. Я видел ее один раз, мельком, около двух лет назад, но совершенно не помню, какая она с виду.

Мне было ужасно обидно, что не удалось ничего выяснить об этой провинциалке. Возможно, Грант держит ее где-то взаперти? Но, как ни крути, меня не слишком радовала необходимость соперничать с недалекой дурехой, и если Гранту действительно такие нравятся, то что я вообще здесь делаю?

Или Лондон все-таки поменял стандарты Гранта? Но вписываюсь ли я в его нынешние предпочтения? В Ноттингеме он вряд ли встречал таких, и поначалу, возможно, я показалась ему забавной новинкой. Меня это устраивало, лишь бы новизна не приелась. За завтраком мне даже говорить не хотелось, настолько меня занимали вопросы, роившиеся в голове.

Тут хлопнула входная дверь: вернулся Грант, а я не одета и вообще…

Я услышала, как он заглянул к себе, и, увидев прежний беспорядок, начал подниматься в комнату Билла, чтобы разузнать, в чем дело. Неодобрительно оглядев нас, Грант проворчал, что Руби придется уйти, если он не возьмет себя в руки к следующей неделе. Мы все глупо кивнули в знак согласия, и он снова ушел. Через минуту раздался его рык с лестничной площадки:

— Спускайся немедленно и прибери здесь!

Венди и Билл захихикали, а я послушно побежала вниз, где меня отчитали за то, что я не оделась и не убрала в комнате к приходу Гранта.

— Откуда мне было знать, что ты вернешься? — заныла я, одновременно стараясь побыстрее заправить постель.

Затем я оделась, а Грант плюхнулся на матрас и начал просматривать сегодняшние письма.

— Не могу одобрить все эти расходы на такси от Джо, — проворчал он.

Покончив с почтой, Грант взялся за книгу «Билли-враль» Уотерхауса, но слишком быстро переворачивал страницы, и мне не верилось, что он действительно их прочитывает. Оторвавшись от книги, он заметил, что я собираюсь уходить, и сказал:

— Ты хорошо заправляешь постель, этого не отнять.

— Спасибо, Грант.

— Лучше иди, — поспешно добавил он.

— Почему? — Ведь и так было понятно, что я ухожу.

— Потому что когда собралась уходить… то и уходи…

— Почему? — настаивала я.

— Потому что ты меня заводишь. — И он снова взял книгу.

Грант намекал на послеполуденные сцены орального секса, которые превратились для нас в некий ритуал.

— Ну, тогда я пошла, — произнесла я.

— Иди-иди, — ответил он, не отрываясь от чтения.

Я наклонилась поцеловать его на прощанье, гадая, стоит ли вообще это делать, но все-таки решила, что стоит, — и не прогадала, потому что Грант меня обнял и поцеловал.