Дневник Тернера - Эндрю Макдоналд

Во-первых, он надежнее; гораздо меньше шансов, что что-то пойдет не так.

Во-вторых, мы можем задействовать в десять раз больше радиоактивных веществ, которые к тому же заразят куда большую территорию, чем в самом лучшем случае при использовании трости.

И, в-третьих, не требуется исполнитель-самоубийца. Можно защитить себя от опасных веществ до самого последнего момента, и команда не получит смертельную дозу радиации. Моей главной заботой было, сможем ли мы доставить вещество внутрь электростанции, чтобы оно не осталось на крыше. Здание такой мощной постройки, что у меня были определенные сомнения даже при условии использования мин замедленного действия. Но Эд Сэндерс убедил меня, что пристрелянные 4,2 дюймовые минометы не дают сбоя и у нас все прекрасно получится, если стрелять со стороны берега, где вся стена машинного зала представляет собой едва ли не одно большое окно в десять этажей в высоту и более двухсот ярдов в ширину. С этим новым планом я отправился на переговоры с Харрисоном, нашим флоридским химиком. Ему я сказал, что его заботой будет радиоактивное вещество в достаточных количествах, которое он же поместит в снаряды, которые я привезу ему. Харрисон запаниковал. Он стал говорить, что обещал Организации поставлять радионуклиды и другие труднодоступные материалы в небольших количествах. У него, мол, нет желания лично заниматься снарядами, и особенно он возмущался тем, что надо доставать так много материалов. Не так уж много людей в стране имеют доступ к радиоактивным веществам, и он испугался, что его могут быстро вычислить. Я попытался его успокоить. Объяснил, что если мы сами попробуем перенаполнить снаряды, не имея защитного оборудования, то наши товарищи непременно получат смертельную дозу радиации. Еще я сказал ему, что он волен выбирать материалы по своему усмотрению, чтобы не навлечь на себя подозрений лишь бы они годились для нашей цели.

Однако он ни на что не соглашался. «Не может быть и речи, – сказал он. – Я рискую карьерой». «Доктор Харрисон. – стоял я на своем, – боюсь, вы не понимаете, что происходит. У нас война. Будущее нашей расы зависит от исхода этой войны. Как член Организации вы обязаны ставить общие интересы выше личных. Вы должны подчиняться дисциплине. Харрисон побледнел и стал что-то мямлить, но я безжалостно продолжал: «Если вы отказываетесь, я готов убить вас прямо сейчас». Естественно, у меня не было при себе оружия, ведь я летел на обычном самолете, но Харрисон об этом не знал. Он сделал пару судорожных глотков, после чего вновь обрел голос и обещал сделать все, что в его силах. Мы опять обсудили цифры и утрясли сроки. Прежде чем уйти, я заверил Харрисона, что если он боится, как бы эта операция не поставила под удар его деятельность в качестве «легала», мы можем после ее завершения перевести его на нелегальное положение. Хотя он все еще нервничал и не находил себе места, но не думаю, что ему пришло в голову обмануть нас. Организация не бросает слов на ветер. Однако ради безопасности мы пошлем к нему другого курьера, когда наступит время перезаряжать снаряда. Для этого не нужно техническое образование. Мне не нравится делать вид, будто я «крутой», и пугать людей; это непривычная роль. Но у меня нет добрых чувств по отношению к таким, как Харрисон, и не сомневаюсь, откажись он сотрудничать, я бы бросился на него и задушил бы его голыми руками. Полагаю, найдется много людей, которые считают, что они очень умные, если отсиживаются в безопасности и предоставляют нам рисковать своими жизнями и делать всю черную работу Они думают, что получат все, если мы выиграем, и ничего не потеряют, если мы проиграем. Так было в других войнах и других революциях, но вряд ли пройдет на сей раз. Мы стоим на том, что люди, наслаждающиеся жизнью в то время, когда под угрозой существование их расы, не заслуживают жизни. Пусть умрут. Когда идет война, нам уж точно наплевать на их благополучие. Чем дальше, тем очевиднее – кто не с нами, тот против нас.

По меньшей мере, на неделю лечу в Нью-Йорк. Кое-какие дела требуют моего внимания. Флоридская проблема подождет до моего возвращения, и если так, то мне предстоит поездка, на сей раз на автомобиле, в Чикаго. Е подняли небывалый крик из-за нападения на свое посольство. В средствах массовой информации об этом больше шума, чем было из-за нападения на Капитолий или на штаб-квартиру ФБР. С каждым днем по телевизору все больше пропаганды типа «газовых камер», которая отлично срабатывала в прошлом. Они и вправду рвут на себе волосы и одежды: «Ох, вей, как же мы мучаемся! Как же нас преследуют. Почему ты вновь допустил это? Разве недостаточно шести миллионов?»

Потрясающая наивность! Она до того хорошо удается им, что и я чуть не плачу вместе с ними. Но странным образом больше ни разу не было упомянуто убийство девяти туристов израильским охранником. И правильно, они же не Е! Неожиданная радость для нас, связанная с этой акцией, – громкий скандал между Не и их Е патронами. По чистой случайности нападение на посольство произошло за три дня до назначенного общенационального дня «борьбы за равенство» одного из грандиозных мероприятий Советов Гуманитарных Связей, когда в ряде больших городов должны были одновременно состояться «спонтанные» демонстрации Черных и Белых граждан, объединившихся ради обращения к правительству с требованием снести все остающиеся барьеры между расами и установить «полное равноправие» Черных с Белыми. Однако в прошлый четверг, на следующий день после нападения на посольство, лидеры Советов, естественно – Е – призвали отменить акцию. Они решили, что не могут делить славу с Не, пока не разыграют до конца карту «мученичества». Несколько относительно активных лидеров из Не, которые потратили много времени на предстоявшую акцию, не согласились с такой точкой зрения. Им уже давно было не по душе то, как Е ради собственных интересов манипулировали движением за «равноправие», и последнее заявление стало каплей, переполнившей чашу. Начались взаимные обвинения, и кульминация пришлась на субботу, когда любимый Ни Е, номинальный «председатель» Национальной Ассоциации Совета Гуманитарных Связей, устроив пресс-конференцию, выступил с разоблачениями в адрес своих Е хозяев. Отныне, заявил он, Советы Гуманитарных Связей не признают претензии Е на статус национального меньшинства и рассматривают их как часть Белого большинства, то есть для них нет привилегий в деле преследования и наказания за «расизм». Он все еще выражал свое раздражение, когда случилось то, что должно было случиться, и место «председателя» занял другой громила из Не, но слово не воробей. Банды Черных «делегатов» на улицах подхватили призыв, и туго пришлось представителям самого избранного народа, когда они попадали им в руки! Некоторых до того до допрашивали, что они умерли, и так продолжалось два последних дня. Постепенно самые агрессивные угомонятся, и все пойдет своим чередом, а пока Иззи и Самбро вцепляются друг другу в глотки, выбивают зубы и вырывают волосы и у меня душа радуется.

Приятно опять оказаться дома, хотя бы всего на денек. Но и в Нью-Йорке было неплохо! Там я видел гораздо больше оружия, чем мог предположить. Одна из наших специализированных ячеек в Нью-Йорке добыла оружие всех видов и складировала его. Целью моей поездки было сделать смотр доступным военным новинкам, которые могут оказаться полезными в разработке специальных средств, и дать рекомендации насчет приоритетов в будущих поставках. В аэропорту меня встретила девушка и отвезла на оптовый склад в невероятно вонючем заводском и складском районе Кеинса, возле Ист-Ривер. Повсюду гниющий мусор, газеты, пустые бутылки. Нам пришлось объехать ободранные и ржавеющие останки автомобилей, которые почти перегородили узкую улочку, прежде чем девушка наконец-то въехала на небольшую грязную стоянку за высокой железной оградой. Она постучала в железную дверь с табличкой «только для служащих», и нас почти тотчас впустили в мрачное пыльное помещение, уставленное корзинами для бумаг. Там она познакомила меня с веселым молодым человеком лет двадцати пяти в грязном комбинезоне и со скрепками в руке. Он представился Ричардом и предложил мне кофе из малопривлекательного вида кофеварки на другом конце стойки, расположившейся недалеко от двери. Потом на старом и скрипучем лифте мы поднялись на второй этаж. И я замер с открытым ртом. В огромном, с низким потолком помещении, больше сотни футов в длину и ширину, чего только не было: автоматические винтовки, пулеметы, огнеметы, минометы, тысячи ящиков со снарядами и патронами, со взрывчаткой, детонаторами, ракетами и т.д. Не знаю уж, как выдерживал пол.