Меч и ятаган - Саймон Скэрроу

— Ты сражался отменно.

Ричард, поджав губы, кивнул.

— Остается лишь поблагодарить того, кто обучил тебя такому владению рапирой и кинжалом. — Не услышав ответа, Томас придвинулся ближе и заговорил вполголоса: — Ричард, ты жив. Более того, преодолел свои страхи. Испытание пройдено с честью, и теперь ты один из нас, ратных людей.

— Мне было страшно, сэр, — поднял темные глаза юноша. — Страшно так, как я сам не ожидал.

— Понимаю, — благодушно улыбнулся Томас. — Думаешь, и я не испытывал того же при боевом крещении? Или кто-нибудь другой шел в первый свой бой без страха?

Внимание Томаса привлекло нечто. Он посмотрел вниз и увидел, что у ног Ричарда скапливается темная лужица. Вот еще одна капля скатилась из темной прорехи в правом рукаве.

— Ты ранен.

— Разве? — растерянно удивился молодой человек. — Я как-то даже не заметил.

— Взгляни сюда, — Томас указал на кровоточащий рукав. — Убери сейчас оружие и займись раной. А к твоим переживаниям вернемся потом, когда минует опасность.

Оставив эсквайра рассовывать неверными руками по ножнам оружие, Томас подошел к галерному борту. Экипажи ближних корсарских судов взирали на исход боя как будто в нерешительности. Их сомнение вскоре погасил один из испанцев, высвободив фал, крепящийся к полощущемуся в воздухе зеленому вымпелу. Секунда, и символ пророка Магомета начал стремительно спускаться и выстелился на палубу, как обыкновенная тряпка, среди убитых и раненых.

Томас не без тревоги отметил, что остальные корсары все еще не двигаются с места. Впрочем, это продлилось недолго: одно из испанских судов открыло огонь, цепным ядром сорвав фок[38]и срезав одну из рей на ближней галере. Не дожидаясь следующего выстрела, пиратский борт начал разворот в сторону открытого моря. Весла дружным взмахом поднялись, окунулись в волну и погнали галеру прочь от баталии. Одно за другим стали отходить на север остальные суда. Корсары, что находились южнее, еще какое-то время хорохорились, выпустив пару ядер, но тоже отвалили, чтобы не попасть под обстрел, а то и, чего доброго, под абордаж испанцев.

Томаса заставил обернуться перестук башмаков по палубе. Со сходен на пиратскую галеру спрыгивала группа господ офицеров с доном Гарсией во главе. На абрикосово-загорелом лице испанца читалось явное облегчение; завидев английского рыцаря, он щедро улыбнулся.

— Ну, вот они у нас уже и улепетывают, сэр Томас! Уносят ноги, как отведавшие плетей псы, без своего-то командира… Кстати, где он?

— Он там, сеньор.

Томас указал на лежачую фигуру, все еще сучащую мягкими сафьяновыми сапожками. Неподалеку стоял Ричард; сняв с себя гамбизон, он уложил его на отстегнутый нагрудник. Рукав белой рубашки эсквайра потемнел от крови; осторожно его отведя, юноша обнаружил у себя на предплечье глубокий порез.

Томас, подойдя, приподнял Ричарду руку и внимательно осмотрел.

— Ранение чистое, в мякоть. Надо заштопать и перевязать.

Ричард кивнул, оторопело таращась на рану бескровным лицом. Не ровен час, упадет в обморок. Томас подвел эсквайра к случайному рундуку на палубе.

— Посиди здесь. Я сейчас сам ею займусь.

Дон Гарсия со своей свитой прошелся по заваленной трупами и брошенным оружием палубе и возвратился к корме.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнул он, — одной гнидой на коже христианина меньше. Славная работа, сэр Томас. Я видел, как вы его срубили.

Баррет признательно поклонился.

Офицеры дона Гарсии подхватили под руки застонавшего главаря и сволокли к ступеням лестницы, где облокотили о приступку. Лицо корсару искажала мука, но он нашел в себе силы твердо взглянуть в глаза испанскому идальго.

— Ну что, неверный, — проскрежетал он голосом, — радуйся, твоя нынче взяла. Хотя надолго ли? А я вот ухожу. И ждет меня вечное блаженство…

Сказано это было на испанском.

— А, так ты говоришь на моем языке? — подавшись к корсару лицом, с грозной веселостью спросил дон Гарсия. — Ты, видно, мавританец или еще кто из христопродавцев?

— Я не прода́вец… Я мученик, готовый взойти в сады Аллаха.

— Нет для тебя там садов. А есть геенна огненная и муки адовы для твоей души, — льдисто изрек дон Гарсия. — Вот и все, что уготовано тебе и сподвижникам твоим, что припали к ногам ложного пророка. Все гореть будете. Такова воля Господа.

Губы корсара исковеркала ухмылка.

— А вот мы скоро увидим… Совсем уже скоро, христианин. Дни твои сочтены. И твои, и всех вас, неверных. Скоро, скоро вас всех покарает Аллах. Восходит сила великая. И сметет она всех, кто пред ней… и всех врагов великого султана и праведной веры.

Гарсия, подавшись вперед, вцепился корсару в бороду и притянул его голову к себе.

— Куда первым делом ударит твой султан? Говори, собака.

Бороду он выпустил, и голова корсара глухо стукнула о ступени.

— По Мальте? — допытывался дон Гарсия. — Или по Сицилии? Говори же!

— Убирайся к шайтану.

— Нет уж. Это ты у меня к нему пойдешь. Побежишь бегом. В оковы его! — скомандовал Гарсия, обернувшись к офицерам.

— Что вы думаете делать, сеньор? — спросил Томас, делая шаг между Гарсией и умирающим корсаром.

— Думаю преподать этой мрази урок, сэр Томас. Прошу вас, посторонитесь.

Один из офицеров приволок из трюма невольничьи кандалы и, замкнув ноги корсара в кольца, вогнал запорный стержень. Свободную цепь он обмотал ему вокруг лодыжек. От этой неласковой процедуры корсар не в силах был сдержать стона. Дождавшись выполнения своего приказа, дон Гарсия вновь обратился к корсару:

— Тело твое бренно, а раны болезненны. Я могу прекратить твои мучения, если ты скажешь нам, куда намеревается нанести свой первый удар султан. Скажи. Иначе тело будет рвать от боли. А затем ты у меня наглотаешься соленой водицы.

— Сеньор, это бессмысленно, — подал голос Томас. — Он ничего не скажет.

— Не скажет — значит, будет висеть там в темноте, наедине с самим собой. — Дон Гарсия пнул корсара в бок, близ раны, и тот завопил от боли. — Последний раз тебя спрашиваю. Говори.

На какое-то время пират плотно зажмурил оба глаза, и выбитый, и целый; на лбу обильно выступил пот. Но вот он превозмог мучение и поднял взор. Грудь его часто вздымалась и опадала. На губах теперь была кровь, бульканье которой чувствовалось и в голосе:

— Вы умрете… Все умрете… И жены ваши, и дети… Бросят их пищей бродячим собакам…

— Хватит! — Дон Гарсия обернулся к ближнему из офицеров. — Избавиться от этой погани!

Офицер и подоспевший ему на подмогу Фадрике подхватили пиратского предводителя под руки и, подняв на ноги, поволокли к борту. Испанцы выстроились вдоль шкафута,[39]чтобы удобнее было наблюдать увлекательное зрелище, и провожали троицу улюлюканьем. Кричали и пираты, согнанные на передней палубе, — одни гневно, другие в ужасе; были и такие, что молили на коленях о пощаде.