Провокатор - Д. Н. Замполит

в виду трансваальское золото? Оно же тяжелое, сколько можно унести, ну пуд, ну два… – удивился Красин.

– Нет, английские алмазы. В Кимберли.

– Однако! – Леонид даже отшатнулся.

– Городок стоит на железной дороге, идущей вдоль границы, буры дорогу непременно перережут и возьмут его в осаду. Англичане в обороне весьма упорны, тем более это вотчина Сесила Родса, он добьется, чтобы британские войска пошли туда в первую очередь. В общем, будет пара-тройка месяцев боевых действий, в течение которых можно попробовать вытащить десяток-другой фунтов алмазов.

Красин прищурился, что-то посчитал в уме, после чего снова повернулся ко мне с распахнутыми глазами.

– Это… это же миллионы фунтов стерлингов!

– Да хотя бы полмиллиона. Вы представляете, что можно сделать с такими деньгами?

– Купить оружие! Много оружия! – тут же предложил Никитич.

«Мелко, Хоботов!» – чуть было не сорвалось у меня.

– Оружие – это так, на сладкое. Можно организовать школы за границами, можно создать политический Красный Крест, можно наводнить Россию печатной техникой, можно столько, что дух захватывает.

– Да-а… – мечтательно протянул Красин, – это было бы замечательно. Но как?

– Вот этим вопросом я и предлагаю вам заняться – взять на себя техническую часть. Руководитель у группы уже есть, я вас познакомлю, очень способный молодой человек. Кандидаты тоже подобраны, там есть двое подрывников и даже студенты горного, осталось их прогнать через проверки и ехать, как можно скорее ехать. На месте, например, поступить на работу на шахты, вжиться в обстановку, осмотреться, составить план, потренироваться, продумать маскировку, пути отхода. Можно привлечь ирландцев из тех, кто сильно не любит англичан. На горных работах используют динамит – получить к нему доступ, понемногу собрать запас. Потом дождаться подходящего момента – я бы заложил несколько мин у хранилища и взорвал их при обстреле города бурами. Ну и вывезти, что еще сложнее.

– Но это же авантюра!

– Авантюра – это провозглашать партию, не имея толком ни финансов, ни связи, ни структуры, ни технических возможностей, – отрезал я.

И Леониду пришлось согласиться, о печальном исходе исторического «Первого съезда РСДРП» знали все заинтересованные лица.

– А здесь пока что разведка. Может, вы на месте увидите, что добыть эти алмазы невозможно в принципе, ну, тогда, скажем, подадитесь добровольцами к бурам.

Красин вертел в руках бокал, следя за отблесками рубиновой жидкости.

– Повоевать против «англичанки, которая гадит»? Неплохая перспектива…

– Ну а что? Деньги есть, снаряжение закупим, какое надо, разве что без оружия – там его будет завались. На крайний случай повоюете, научитесь стрелять из пулеметов, посмотрите африканскую экзотику за мой счет и вернетесь. А может, наоборот, придумаете план, как вытащить побольше.

Главное – не жадничать, даже если придется бросить девять десятых добытого, остальное все равно окупит. Ну как, беретесь? – я поднял бокал с вином. Черт, дежавю какое-то, уламывал Савинкова, теперь Никитича…

В глазах у Красина зажглись лихие огоньки. Он, кажется, уже представлял себе многотысячную партию с десятками типографий и сотнями боевиков.

– Черт с вами, берусь!

Осень 1898 года

Осенний Можайск не портила даже непролазная грязь, в которую Савелий Губарев, его сотоварищ Митя Рюмкин и я вляпались, едва сойдя с поезда. Листопад вообще прекрасное время, а уж в России, да еще в самых красивых местах Подмосковья…

Лужи кое-где прихватывал ледок, но все кругом было засыпано красно-желтым покрывалом листьев, звонкую осеннюю тишину не портили ни крики возчиков, ни вопли вездесущих мальчишек.

Приехали мы натурально устраивать заговор – негласную встречу с «сельским активом» деревни Кузякино с целью организации колхоза, потому как вываливать все разом на сходе значило убить идею о крестьянскую неповоротливость и консерватизм.

Загребая ногами месиво, которое по ошибке именовалось тут улицей, мы за полчаса доковыляли от станции до краснокирпичной Иоакимовской церкви, в переулках за которой, почти на самом берегу Можайки, жила вдовая Митина тетка, согласившаяся за небольшую плату принять и накормить нашу сходку.

Каменные дома, стоявшие на Московской, сменялись солидными деревянными, тоже под железом, за ними шли уже крытые дранкой, а на другом берегу кое-где виднелись и соломенные крыши, зачастую с жердями поверху. И на всех – резные наличники и коньки, где-то явно «заказные», а где-то сделанные для себя, для души.

Теткин дом выглядел прилично, но уже появились первые отметины непростой безмужней жизни – и покосившаяся завалинка, и пару венцов стоило бы поменять, и некоторое неустройство внутри, несмотря на такие «богатые» вещи, как часы с кукушкой и крашеная железная кровать с пружинной сеткой.

Крестьян пришло четверо. Да все в парадно-выходном виде, никаких лаптей, справные сапоги, обильно умащенные дегтем, да почти новые армяки. У одного так вообще плисовые штаны в полоску и тулуп. Расчесанные на пробор волосья, бороды лопатами, но не запущенные, а стриженые. В общем, вида вполне благообразного. Как выяснилось, утром они приехали на рынок, потом зашли в церковь и только потом сюда – ну чисто конспираторы!

Поклоны бить не стали, так, перекрестились на образа да слегка обозначили приветствие наклоном головы и молча застыли на пороге, с вопросом в глазах: какого хрена тебя надо, анженер? Ежели объегорить собрался, даже не думай, мы сами с усами.

Впрочем, настороженность слегка растаяла при виде накрытого просто, но обильно стола – гречишные блины, к ним заедки, грибочки-соленья, селедка, да вареная картошка в роскошном черном чугунке, пироги, да еще мы выставили два штофа водки. А еще больше мужикам понравилось, когда я поздоровался с каждым за руку и, не чинясь, пригласил рассаживаться.

Мы не торопясь разлили по первой, чокнулись сверкающими гранеными рюмками, выпили за знакомство и обстоятельно закусили. Мужики ели несуетливо, старательно показывая, что не голодны, но выставленное угощение уважают. Еще бы, городские настоящей «смирновской» привезли, сам американский инженер за руку поздоровался и за стол с ними сесть не побрезговал.

После второй, когда все немного насытились, перешли к делу. Мы-то все обговорили заранее, и я отдал инициативу в разговоре молодежи.

– Сколько в лучшие годы урожай снимаете? – начал Савелий.

– Сам-шесть, – ответил Никифор Рюмкин, двоюродный дядька Мити и старший из кузякинцев.

– Ой, не привирай, Василич, сам-пять, да и то только раз на моей памяти было, – тут же поправил его мелкий и шебутной Давид, тоже Рюмкин.

– Ну сам-пять, – степенно согласился Никифор, – но бывало и сам-шесть.

– А сколько в образцовом хозяйстве у Мекков снимают? – продолжил Губанов.

– Сам-пятнадцать, – завистливо сказал третий из мужиков, Василий Баландин, – ну так у него и сеялки, и плуги немецкие, и кони, нашим не чета.

– А земли сколько у каждого?

Это был больной вопрос. Три десятины ни разу не