Жизнь за брата - Сергей Самаров

Но если в командире бушуют психопатия и истерия, то неизвестно еще, насколько продуманы его действия. И солдат будут сдерживать сомнения.

Потому открываться перед солдатами со своим внутренним миром нельзя. А привычка быть закрытым перед солдатами автоматически переходит на все, что офицера окружает. Так, например, моя жена прочно уверена, что я вообще человек, лишенный всяких эмоций, поскольку никогда не проявляю их в привычном для других виде. А все потому, что я всегда держу себя в защитном коконе, который сам же мысленно и создал.

После звонка в дверь я думал недолго. Это могла быть или Лидия Александровна, или кто-то еще из соседей, или сам майор в отставке Лордкипанидзе со своими подельниками пожаловал ко мне, не желая предупреждать меня телефонным звонком, чтобы я не успел запросить помощи со стороны.

Если первое или второе, выйти можно в халате брата, который я заранее перенес из ванной комнаты в спальню. Но если это пожаловал Ларик со товарищи, то мне было бы удобнее встречать их в привычном комплекте одежды. В халате даже удар рукой наносить не совсем удобно, не говоря уже об ударах ногами. Да и при маневрировании халат не настолько удобен, как полувоенный костюм.

Если пришли бандиты, я видел свое спасение только в одном — в схватке, устроенной в тесной прихожей небольшой квартиры, в замкнутом пространстве. Там сложно пользоваться пистолетом — есть возможность в своего попасть. При этом я не знал, обучают ли десантников такой дисциплине рукопашного боя, как «бокс в телефонной будке». «Телефонная будка» — это, понятно, условное название любого замкнутого пространства, будь то прихожая в квартире или кабина лифта.

Мы варианты такой схватки отрабатываем. Если отрабатывают и в ВДВ, то у меня могут возникнуть сложности, но здесь я полагался на свою боевую подготовку и тренированность. Все-таки все три моих противника — офицеры ВДВ. С гражданским неподготовленным человеком они справятся без сомнений. Но справятся ли с тренированным действующим офицером спецназа ГРУ? Это вопрос. Они сами наверняка были уверены, что втроем справятся без проблем. Я в этом справедливо сомневался. Но долго ждать и тянуть время было нельзя. Тем более звонок повторился.

— Минутку, я одеваюсь! — Громко крикнул я и в самом деле стал быстро одеваться. Я даже обулся, чтобы иметь возможность в случае необходимости использовать в качестве орудия жесткие армейские берцы.

Мой отклик был услышан. В дверь больше не звонили. Я собрался, выдохнул воздух и вышел в прихожую, глянул в дверной «глазок» и перевел дыхание. Это была соседка. Лидия Александровна, видимо, застенчивостью не отличалась и считала, что ее обязаны принимать в любое время суток.

Я открыл дверь, но не настолько широко, чтобы это можно было принять за приглашение войти.

— Чем могу быть полезен? — спросил я.

Мое лицо она рассмотреть могла: оно никак не выражало приветливости.

— Вы же брат Евгения Алексеевича? — спросила соседка так, словно видела меня впервые.

— Да.

— И вас зовут…

— Дмитрий Алексеевич.

— Так вот, Дмитрий Алексеевич, вы уже знаете, видимо, что я соседка вашего покойного брата.

— Я догадываюсь.

— Я могу паспорт показать, с регистрацией…

— Не утруждайте себя. Я вам верю.

— Так вот, для начала хочу вам сообщить, что Евгений Алексеевич время от времени брал у меня взаймы некоторые суммы денег. Но всегда отдавал вовремя…

— И что?

— Сегодня он должен был вернуть мне пять тысяч рублей. Как мне быть? Мне сегодня как раз необходимы деньги…

Сначала я подумал, что следует отдать ей деньги за брата. Потом мне показалось, что в глазах соседки пробежала искра неприкрытой хитрости. Здесь, мне подумалось, не все так однозначно.

— Но я же у вас не брал эту сумму. Почему вы у меня спрашиваете, как вам быть? Не понимаю.

— Я просто подумала, раз вы получаете наследство…

— Во-первых, наследство я получаю только через полгода после смерти Евгения Алексеевича. Таков закон. Если вас устроит, я верну вам пять тысяч через полгода. Я бы сам хотел получить наследство быстрее, но — увы. Обойти закон в данном случае невозможно. Но по наследству долговые обязательства не переходят. Если, конечно, они зафиксированы распиской, я готов рассмотреть вариант возвращения долга. Просто из уважения к его памяти.

— Да какие расписки! Я всегда просто так давала. Когда пять тысяч, когда больше — сколько было надо.

— Насколько я знаю брата, он был человек щепетильный и любил во всем порядок…

— Да, он предлагал написать расписку. Но я отказывалась. Я привыкла верить человеку на слово. Но как же быть? Мне сегодня действительно очень нужны деньги…

Мне показалось, она говорит правду. Я похлопал себя по карману и вспомнил, что мой бумажник лежит в кармане мундира.

— Минутку, я сейчас принесу. Подождите, — попросил я, вежливо не захлопнул дверь у нее перед носом и ушел в спальню.

Но когда я вернулся с пятитысячной купюрой в руке, она уже вошла в квартиру и стояла, спиной прижимаясь к двери.

Я передал ей деньги.

— Все? Вопрос исчерпан? — спросил я и взялся за дверную ручку.

— Вы так торопитесь меня выпроводить? Это не очень вежливо…

— А что вы еще хотели? — спросил я напрямую.

— Познакомиться хотела, — сказала, как выплюнула, женщина.

— Мы же уже познакомились…

— Хотелось ближе…

— Насколько близко?

— Чем ближе, тем лучше…

— Мне как, сразу раздеваться или потом? — спросил я довольно грубо и желания повиноваться не проявил…

— Ну, зачем же вы так? Я не это имела в виду. — Она, похоже, все же представляла особенности своей внешности, хотя большинство женщин этого не представляют катастрофически. Большинству женщин собственная внешность обычно нравится, хотя их мнение часто и расходится с мнением большинства мужчин.

— Я не могу сообразить, что вы имеете в виду. Извините, что я такой несообразительный. Это, видимо, от природы.

Она стала серьезнее и внешне как будто значительно старше.

— Понимаете, я по профессии — психолог. И хотела поговорить с вами о вашем нынешнем положении. У меня есть некоторые профессиональные вопросы. Вам этот разговор, конечно, ничем не поможет, но может помочь мне.

Было уже легче. Мне вообще никогда не нравились женщины, старше меня, тем более такие пузатые. И я не умел себя вести при их домоганиях. А такие ситуации случались. И я мог позволить себе только грубость в ответ. Но на профессиональные вопросы психолога я мог бы и ответить. Тем более спать я уже, кажется, не хотел.