Импровизация на тему убийства - Яна Розова

– Отличная работа. Думаю, наша подруга еще немного крыльями похлопает и сникнет. Отчасти мне его жаль. Десять лет отмотал, судимость получил – и ни гроша не заработал. Кинул его дружок…

– Да, я тоже так решила…

Ник отпустил мою руку и направился к бару.

Около десяти вечера я услышала, как к дому подкатила машина Сухарева. У меня немного задрожали руки. Сколько бы я ни приказывала себе сдерживать эмоции, ничего не получалось.

До приезда Ника я сидела на кровати и слушала звуки дома. Я сознательно прощалась с ним.

В комнате за стеной было совсем тихо, но я знала, что Митька не спит. Он, нацепив наушники, играет в компьютерные игрушки. Хотя, если Митька хоть немного поумнел за последние годы, в данную минуту он тихо лежит под одеялком, изображая спящего ангелочка. Папа заглянет в комнату сына, умилится его милой мордашке в обрамлении рыженьких кудряшек, тихонько закроет дверь и больше соваться не будет. Тогда и наступит время игр. Стервец. Я все равно проверю, спит ли он, после разговора с Ником. Наверное, это будет в последний раз.

У меня на душе было почти спокойно. Теперь все хорошо. Все улажено и прощено. Ника больше не побеспокоит упрямая журналистка, Комов уберется восвояси жаловаться на жизнь и рассказывать тюремные байки, Зюзя вернется домой и порадуется моему тотальному отсутствию. Ник сильный, с ним все будет хорошо. Он сам сказал, что ради сына он сможет терпеть Жанну и расплачиваться по ее счетам. А я буду с Игорем. Разве я не заслужила награду?

Послышались шаги Ника, он подходил к комнате Митьки.

Я поднялась с кровати, не давая себе времени на размышление, подошла к двери, открыла ее и высунулась в коридор. Как я и предполагала, Ник любовался на Митькин спектакль, не подозревая, что его разводят.

– Ник…

Он повернулся ко мне. Посмотрел как-то грустно. Закрыл дверь и подошел.

– Я должна кое-что вам сказать. Приглашаю на коньяк…

Мы разместились в креслах, и только тогда, разливая коньяк в бокалы, я призналась:

– Хочу уйти отсюда.

– Что это значит?

Он держался вполне спокойно, возможно, дела давно минувших дней, которые мы сегодня так долго и откровенно обсуждали, выпили из него все эмоции.

– Мне нужен развод. Я больше так не могу.

– Как – так? Что не устраивает?

Рано обрадовалась, Ник начинал кипятиться…

– Ник, все было хорошо, но мне нужна собственная настоящая семья.

– Но мы же договаривались. – Он сделал еще глоток коньяка. – Вы будете работать… жить здесь, пока Митька будет находиться в этом доме. Или до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать. Еще два года.

Сухарев достал сигарету, но, как только я заговорила, забыл о ней.

– Ник, было еще одно условие: я уйду, если захочу. Я захотела уйти.

– А причины? Должны быть причины.

Ник вспомнил о сигарете, достал зажигалку, закурил. Я последовала его примеру. Он отпил коньяку, я сделала то же самое. Интуитивное НЛП. Я опасалась, что он взорвется.

– Я вас не отпущу. – Голос мужа звучал мягко, но раздраженно. Светло-карие глаза сузились. – Вы нужны Митьке, я вам доверяю. Он вас любит… – Вдруг он понизил голос и сказал с угадываемым оттенком отчаяния: – И мне необходимо видеть вас каждый день. Я не хочу тебя терять.

На мгновение я заколебалась, растерялась, расплавилась. Потом вспомнила о беременности Жанны и тоже почувствовала раздражение. «Я не хочу тебя терять»! Да, красивая песня, только с этой песней по жизни я дальше не пойду.

– У нас с тобой ничего не вышло, если ты помнишь. Ты не пожелал справиться с банальной шантажисткой. Ты хоть представляешь, каково это: видеть тебя каждый день, зная, что ты с другой женщиной?

Ник смотрел на меня так, будто я его ударила, а в голосе звучало уже не раздражение, а злость.

– Это предательство, – жестко сказал он. – Ты согласилась остаться! У Митьки переходный возраст. Ты ему нужна.

– Митьку я все равно не брошу, – упрямо сказала я.

– Если уйдешь отсюда – бросишь! – заорал Ник, но тут же сбавил тон и заговорил хоть и намного тише, но так же яростно: – Черт возьми, да я вас больше на порог не пущу, если вы отсюда уйдете!

Я смотрела на него и думала только об одном: пусть он кричит, пусть злится, но только пусть эти минуты будут как годы…

– Я выхожу замуж, – рубанула я. – У меня есть мужчина, который меня любит.

Ник затушил окурок в пепельнице, провел растопыренной пятерней по волосам и залпом допил золотистую жидкость. Мне показалось, что злость оставила его.

– Так значит, ваша личная жизнь была очень насыщенна?

– А вы?

– А я не скрывал, что с кем-то встречаюсь.

– Нет логики.

– Какая разница? – Ник вдруг зло рассмеялся. Его смех был так неприятен, что я поморщилась. Он это заметил и, скривив губы, как капризный ребенок, сказал: – Уходите. Видеть вас не хочу.

Потом встал и вышел за дверь.

Надо было уходить. Я переоделась в джинсы и рубашку, достала из шкафа любимый джинсовый жакет. На улице было прохладно – лето только начиналось, и каждую ночь шли свежие, еще совсем весенние дожди. Собрала сумку: кошелек, зонт, напихала пару смен белья. Выбрала в косметичку самое необходимое.

Вдруг я услышала, как хлопнула дверь в комнате Ника, как скрипнула предпоследняя ступенька лестницы, хлопнула входная дверь и от дома отъехала машина.

Уходя, я остановилась на пороге.

Все, это конец. Конец моей жизни с Ником. Неожиданно стало совершенно очевидно, что я допустила непростительную ошибку.

На прощание я заглянула к Митьке. Он не сидел за компьютером, а одетый лежал на постели. Над столом горела лампа, на мониторе я разглядела закольцованный видеотрек: по полю бегают ужасные монстры, взрываются боеприпасы, из наушников доносятся еле слышные вопли сражающихся и раздаются звуки ураганной атаки.

Медовые глаза Митьки были открыты, он увидел меня и приподнялся на локтях.

– Ты куда? – Его голос был хриплым, будто простуженным.

– Я поеду в свою квартиру, в которой жила раньше.

– Когда вернешься?

Раньше мне никогда не приходилось бросать приемных детей. Я не знала, что надо говорить в таких случаях.

– Ты вернешься? – повторил он настойчиво.

– Мить, мы потом поговорим. Завтра или позже…

– Не уходи. Ты не можешь вот так уйти!

Я поняла, что он подслушивал наш с Ником разговор.

– Ты приедешь ко мне в гости?

Он молчал. Хотелось обнять его, поцеловать горячий лоб, развеять его печали. Но он был закрыт, замкнут для меня. Я пообещала себе, что, когда сама разберусь в своих чувствах, помогу ему. Не знаю как, но знаю зачем. Я хочу, чтобы хотя бы он из нас троих был счастлив.