Креольские ночи - Сабрина Джеффрис

Новый стук, уже более сильный, заставил ее вздрогнуть.

– Да? – спросила она, пытаясь придать голосу некоторую твердость.

– Время завтракать, Элина, – ответил Рене.

Его голос, глубокий и по-утреннему слегка хриплый, поверг ее в трепет, но она взяла себя в руки.

– Я сейчас занята, позже позавтракаю.

Она услышала, как он, попытавшись открыть дверь, чертыхнулся.

– Открой дверь, и мы обсудим это.

Она еле сдержала смех. Великий и могущественный Рене Бонанж не может войти к ней!

Как приятно сознавать, что она, в свою очередь, сумела воспрепятствовать ему в осуществлении его желаний!

Уверенность в том, что он не сможет войти, придала ей сил, хотя она и понимала, что позже он заставит ее пожалеть о том, что она устроила этот маленький бунт.

– Я открою дверь, когда буду полностью готова. А теперь оставь меня в покое.

Не услышав ответа, она с облегчением вздохнула и попыталась нащупать карандаш, затерявшийся среди постельного белья. Но тут она услышала, как ключ поворачивается в замке двери, ведущей на террасу, и увидела Рене, открывающего стеклянную дверь. В смятении она осознала, что напрасно не позаботилась о том, чтобы утащить и этот ключ.

Войдя в комнату, Рене с гневом взглянул на Элину. Она тут же соскользнула с постели, став по другую ее сторону. Теперь между ними была кровать.

– Я что, вообще не имею права на уединение? – воскликнула она, стянув ворот ночной рубашки возле шеи.

– Вовсе нет. Но я не позволю тебе морить себя голодом.

Чего доброго потеряешь сознание, и я вынужден буду вызвать врача.

Элина недоверчиво смотрела на него. Он беспокоится, что она может нарочно уморить себя голодом? Что за нелепая идея! Элина развеселилась. Это сильно смахивало на трагических героинь в пьесах. Надо же, уморить себя голодом!

Ее удивленный вид привел Рене в замешательство.

– Ответь мне, Элина! Ты умышленно отказываешься от еды? Или у тебя есть другое объяснение твоему странному поведению?

Его слова напомнили ей, над чем она работала, перед тем как он вошел. Внезапно осознав, что оставила рисунок на виду, она взглянула на кровать. Рене проследил за ее взглядом. Выражение его лица смягчилось, и она с облегчением вздохнула, надеясь, что, получив ответ на свой вопрос, он оставит ее в покое. Вместо этого он схватил рисунок, прежде чем она успела ему помешать. В стремлении отобрать у него рисунок Элина, забыв, что не одета, обошла кровать.

Рене еще не успел взглянуть на рисунок, занятый мыслями о ней. Элина ринулась к нему и попыталась выхватить у него альбом, не обращая внимания на то, что ее волосы свободно рассыпались по плечам, а ночная рубашка распахнулась.

– Отдай! – воскликнула она, когда он отдернул руку. – Рисунок еще не закончен! – Она потянулась за его рукой, не замечая, что ее тело прильнуло к нему и их разделяет всего лишь тонкий слой льняного полотна.

– Так вот чем ты была занята, что даже не удосужилась поесть? – озадаченно спросил он, с легкостью отражая ее попытки согнуть его сильную мускулистую руку. – Боже мой, милые глазки, плод твоих стараний, должно быть, восхитителен. Теперь перестань виснуть на мне, чтобы я мог взглянуть на результат твоих трудов.

– Нет! Не нужно смотреть на него, пока он не окончен! Не обращая внимания на ее протесты, Рене бросил альбом на кровать, но, когда она повернулась в ту сторону, обхватил ее за талию, поднял и прижал к себе.

– Немедленно отпусти меня! – закричала она, пиная его пяткой в голень. Он отнес ее к двери на террасу, вытолкнул наружу и запер за ней дверь. Дрожа от бессильной ярости, она принялась колотить в стекло, наблюдая, как он направился к постели и взял в руки альбом. В считанные минуты она ухватилась за подоконник и проникла в комнату, но было уже поздно. Грозно нахмурив брови, Рене рассматривал рисунок.

Затаив дыхание, она ждала, что он скажет. Рене медленно поднял голову и посмотрел на нее с явным недоверием.

– И какова твоя цель? – сурово спросил он.

– Это папа, – сказала она, удивленная его реакцией, нервно комкая полу ночной рубашки.

– Хочешь сказать, что это Филипп? Я вижу. Не слепой, а ты достаточно талантлива. Но это не ответ на мой вопрос.

– Я хотела доказать, что Филипп был моим отцом, – объяснила она, – поэтому и нарисовала его таким, каким помню. Теперь, когда ты увидел это, ты не сможешь отрицать, что я знала его раньше, до того, как он умер, задолго до того, как встретила тебя. Если мой рисунок – не доказательство, не знаю, что еще тебе нужно.

С минуту он пристально смотрел на нее, и по выражению его лица было видно, что он сильно удивлен. Постепенно удивление сменилось гневом, вспыхнувшим в его глазах и заставившим ее отступить.

– Ты действительно думаешь, что тебе удастся меня одурачить, да?

– О чем ты говоришь? – прошептала она, встретившись с ним взглядом. Как он мог так проигнорировать доказательство, которое она ему предоставила? Он узнал на рисунке Филиппа, что же в этом предосудительного?

Он с отвращением швырнул рисунок на кровать.

– Ты не только талантлива, но и очень умна, дорогая, но я не глупее тебя. Полагаю, это должно было послужить доказательством, которое вынудило бы меня освободить тебя, отвезти к поверенному Филиппа и отдать распоряжение договориться о получении тобой наследства?

– Ко… конечно.

– Думаешь, я забыл, что портрет всех троих Ванье, включая Филиппа, висит на самом видном месте в моей собственной спальне?

– Что? – в замешательстве воскликнула она, попятившись, поскольку он наступал на нее.

В мгновение ока он преодолел разделявшее их расстояние и схватил ее за плечи.

– Не прикидывайся удивленной, Элина. Это сработало однажды, но с тех пор я поумнел благодаря твоим уловкам. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Она покачала головой:

– Нет-нет, ты говоришь все эти ужасные вещи, потому что не хочешь взглянуть правде в глаза! Я совершенно не понимаю, что, ради всего святого, ты имеешь в виду!

Он схватил ее за руку, поволок на террасу, а затем в свою комнату. Они остановились напротив его гардеробной. Когда Элина увидела портрет с изображением отца, его жены и их юного сына, ее пронзила острая боль. Отец выглядел таким счастливым.

– Что ты теперь скажешь в свое оправдание? – спросил Рене, все еще сжимая ее руку. Его вопрос вывел ее из задумчивости. Внезапно Элина поняла: он подозревает, что она скопировала портрет.

– Я увидела эту картину только сейчас, – сказала Элина, глядя ему в потемневшие от гнева глаза. – Когда, по-твоему, я могла быть в этой комнате?