Тараканьи бега - Федор Чешко

Пара секунд – и выполнено. Как раз вовремя, чтоб успеть расслышать стихающий шум воды в душевой. Затем из крохотного динамика микробрэйна отчётливо донеслось шлепанье босых ног, гуденье сушилки, что-то невнятное, смахивающее на пение с кляпом во рту…

Милашка на самом деле в каюте, или это запись-обманка? Выясним. Ин ван моумэнт.

Команда: автопоиск диспетчер-программы систем жизнеобеспечения. Так. Активировать гипно в каюте номер восемь. На полную мощность. Экшн. Да, подтверждаю, на полную; экшн, плиз, твою мать. (Уж простите, господин линкор-капитан, но внережимное включение пассиватора для вас всё-таки лучше, чем безвременная кончина одного из вверенных практикантов).

Пение усохло в невнятное приборматывание, потом пресеклось тягучим сладострастным зевком и вообще стихло. Босые ноги шлепнули раз-другой; взвизгнул от неожиданного удара коечный амортизатор… Мерные звуки, котороые динамик принялся транслировать мгновенье спустя, показались Чину гораздо более мелодичными, чем давешнее пенье. А сушилка так и осталась включенной. Мощная, однако, штучка гипнопассиватор. И действительно полезная.

В принципе, всё услышанное могло быть и подделкой. Звуковой симуляцией – гибкой, оперативно реагирующей на внешние воздействия. Даже в затёртом двадцатом веке такое бы никого не удивило, а уж в эпоху глобального господства счетнологических управляющих систем…

Но псевдо-Чинарёву казалось, что всё было по-правде. Вряд ли бы Милашке вздумалось обременяться столь изощренными хитростями. Ну, а если нет…

Что ж, тогда одной Милашкой вскорости станет меньше.

Чин хотел было заставить микробрэйн подключиться к подслушкам каюты подлинного Чингизхана. А вдруг, дескать, там ещё всё хорошо, по-трезвому то есть, и не поздно ещё предупре…

Увы.

Первый же, мягко говоря, звук, раздавшийся из динамика, однозначно засвидетельствовал: «почти наркотическое пристрастие» успело взять своё. На всю катушку успело.

Первый звук по совместительству оказался и последним.

Микробрэйн вдруг принялся самовольничать: прервал трансляцию и активировал дисплей-голограф, услужливо вихляя демонстрационным пространством в унисон с бегающим взглядом хозяина.

Демонстрационное пространство демонстрировало надпись красивым прописным шрифтом: «В оперативной памяти обнаружена неклассифицируемая самозапустившаяся паразит-программа. Проникновение из бортовой локальной сети.» Но не успел Чин толком вчитаться, как перед «обнаружена» втиснулось «и в суб-памяти».

Чинарёв-Молчанов остолбенел. В голове у него всплеснулась какая-то позорно бестолковая мешанина из «Не рой другому яму», судорожных догадок, мог ли «Вервольф» действительно отплатить своему недавнему обидчику такой же обидной монетой («нет, бредовень бредовая, куда им… но как похоже-то!») и «Да что же это Изверг за погань миражливую распустил у себя в сети?!»

А микросупер продолжал разводить калиграфию: «Системы „Эскулап“, „Киллер“ и „Дихлофос“ на паразит-программу воздействия не оказали. Приступаю к блокировке и переформатированию зараженных сегментов суб-памяти… выполнено. Перегрррр…»

Всё. Бобик сдох. Дисплей исчез, индикаторы погасли… То, что должно было бы показаться милисекундным обмороком, превратилось в клиническую смерть. Нет, ничего ЭТАКОГО не случилось. Паразит, небось, мелькнул вблизи системных аксессуаров, микробрэйн для верности переформатировал всё вокруг, затем решил перегрузиться (ради очистки совести и оперативной памяти) и… И всё. С вымаранным системным сегментом разгрузиться легко, а вот загрузиться опять – хрена. Человек бы это предусмотрел, а комок металлоорганики с гордым названием «супермозг» всегда в решающие минуты оказывается кретином. Потому что мозг – не «супер», а настоящий – это отнюдь не только память и быстродействие. Это что-то гораздо большее, чем даже самая гигантская память и самое сумасшедшее быстродействие. Это как в шахматах: комп может хранить в памяти несоизмеримо больше комбинаций, чем человек, и комп может моментально просчитать, сравнить, выудить из огромного вороха комбинаций оптимальную… Но придуманы они, комбинации-то, отнюдь не компами.

Вообще-то возвратить микросупера к жизни не составило бы никакой сложности. Копидрайв у Чина имелся, загрузочная эллипсета – тоже… Но возня со всем этим требовала хоть ничтожного, но всё-таки времени. Лишнего. А вот именно лишнего времени у Чина не имелось ни капли.

Пробормотав невнятную матерщину, псевдо-Чинарёв швырнул своё портативное счётно-логическое достояние обратно в вещмешок и отправился с визитом к подлинному Чингизхану.

Распахнув люк, отделяющий от коридора убежище пресловутого Гунна Вандаловича, так называемый студент Чинарёв на миг остолбенел. Вообще-то он уже не раз видал начинзаненного вдрызг Чингизхана, но чтоб такое… Да, страшная это штука – искусственная гравитация. Особенно, если при ней, родимой, литровую бутыль досуха минут за пять-десять…

Спохватившись, Чин-чин нырнул в каюту и торопливо прихлопнул за собой люк.

Начинзаненное тело валялось на полу в позе тронутого разложением трупа, подавая, однако, весьма громкие признаки жизни: боцманским прокуренным басом ревело песенку, которую постыдились бы петь в приличном борделе. Увидав Чина, оно – тело – забарахталось, попыталось приветственно махнуть рукой (едва не расквасив себе нос этим незадавшимся взмахом) и обрадованно возопило дискантом:

– Матвеюшка пришел!

– Заткнись, – свирепо рявкнул Матвеюшка, и тело обиженно повалилось туда, откуда только что норовило подняться.

– Надо же было успеть так насосаться! – Чин, он же М.Молчанов шагнул к вознамерившейся снова запеть легенде хакерства. – Ты когда-нибудь выучишься держать себя в руках?!

Тело оборвало вокальные упражнения и принялось истово, с отчётливым стуком колотиться затылком об пол (закивало то есть):

– Научусь! Тля курва сукой буду!

– Не будешь, ты уже… ч-чёрт… – Матвей споткнулся о бесцельно елозящие по псевдоковру ноги и упал.

Где-то под его животом квакнуло, потом прохрипело натужно:

– Вс… встань с меня. А то в-вой-ой! – дут и заподозрят нас. В любви. Однополой. – Хрипение сменилось всхлипами: – Однополая… На одном полу, без простыни даже… Кошмар. Встань.

Чин-Молчанов действительно поторопился вскочить: звуки, которыми вдруг перебился монолог под его животом, ярко напомнили то, что обычно предшествует возвращению вспять содержимого переполненного желудка. Но нет, это оказалось всего-навсего идиотским хихиканьем – пьяная легендарная личность продолжала развивать случайно подвернувшуюся благодатную тему:

– Однополая… гадость… как эта стерва Катарина из шестого вз… ох… взвода… «Лена, я ну прям без ума от твоего тела, давай вдвоём в душ сходим, чтоб только ты бы да я бы…» Не, ты знал? Не-е-е, ты не знал, а то б ты за этой лез… лезб… не ухлёстывал. А Лена ей: мне, мол, с тобой так же противно, как с этим глибзд… не, с гли-стю-ком, с Белоножко. Это Лена нарочно про глистюка, Лена, небось, знала, что он… что Белоножко всё время под… подслуши… гы-гы…