Чужая жизнь - Ньевес Эрреро

— Кто их избрал?

— Великий Дух. У нас, индейцев, есть чувство родства со всеми созданиями. Мой брат Кендаль был молодым человеком-медициной. Теперь тебе предстоит продолжить его дело.

— Брэд, пожалуйста, не грузи меня. Да, я — живой, но мне нужно поправиться, восстановиться. У меня слишком много проблем, и я не хочу, чтобы их стало еще больше. Неужели ты не видишь, в каких условиях я нахожусь? Моя грудь раскрыта снизу доверху. Я с трудом стою на ногах. Брэд, сейчас для меня самый важный вопрос — выжить.

— Oh, yes! I understand. Я понимаю тебя. Не беспокойся. На первом месте, конечно же, ты.

— Каким был Кендаль? — прервал его Лукас.

— Он был необычный человек. Он верил в наш народ. Кендаль боролся за нашу землю. Он был по горло сыт тем, что видел в индейских резервациях, где у его соплеменников практически нет будущего, потому что они не желают приспосабливаться к нормам американской жизни. Мы исчезаем, Лукас, и наш народ постепенно агонизирует. Придет день, когда никто и не вспомнит о том, что существовали индейцы.

— Ты должен понимать, Брэд, что я очень далек от того, что ты сейчас говоришь. Я — европеец. Я ничего о вас не знаю. Только то, что видел в фильмах об Америке. Это означает, что практически ничего.

— Если бы меня спросили, чем мы отличаемся от других народов, то я бы в первую очередь отметил, что мы очень терпеливые. Белые люди, умирая, забывают о земле, на которой они родились. Усопшие индейцы никогда не забывают о нашей прекрасной земле, ибо она — мать краснокожих. Мы — часть земли, а она — часть нас. Так мы научились думать от наших предков. Так сказал великий вождь Сиэттл президенту Соединенных Штатов Америки Франклину Пирсу в 1855 году. Белые забывают могилы своих предков, относятся к земле как к чему-то, что можно продать и купить. Мы же, наоборот, считаем, что не земля принадлежит людям, а люди являются частью земли.

Лукас молчал. Он не хотел прерывать Брэда, который говорил воодушевленно и порывисто, горя желанием раскрыть перед ним неизвестный мир. Лукас спрашивал себя, какое отношение имеет он ко всему тому, о чем рассказывал ему журналист. И почему Брэд убежден, что ему, Лукасу, предстоит присоединиться к выполнению определенной миссии, о содержании которой он ничего не знал?

Вдруг в дверь палаты постучали.

— Мы здесь, Лукас! — воскликнули в один голос его товарищи по институту. Они пришли, чтобы увидеть Лукаса и поговорить с ним.

— Ой, простите! — извинилась Сильвия, увидев журналиста.

— Я уже собирался уходить, — сказал Брэд. Он поднял правую руку и вышел.

Лукас сделал такой же жест и проводил американца пристальным взглядом. Когда за ним закрылась дверь, юноша сразу же обратился к своим друзьям:

— Садитесь вокруг кровати. Вы скучали по мне?

— Конечно, — сказал Виктор. — Не знаю, как я смогу подготовиться к экзаменам без тебя. Ты же знаешь, что твои читки громким голосом для меня очень важны.

— Мы скоро их возобновим. Я думаю вернуться в институт, как только меня выпишут. Я не собираюсь сидеть дома. Надеюсь, что, как и прежде, буду посещать занятия, хотя, наверное, едва смогу ходить.

— Принимай все спокойно. Если ты будешь торопиться, то не сможешь поправиться, — порекомендовал Лукасу ипохондрик Джимми.

— Да, восстанавливайся побыстрее, иначе некоторым снова станет хуже, — иронично улыбнувшись, перебил его Лео и добавил, обращаясь к Лукасу: — Представляешь, старина, нашему Джимми стало плохо, когда он узнал, что ты попал в аварию! У него болела грудь, хотя на самом деле ничего не было.

— Будь добр, оставь его в покое! — прервал товарища Лукас. — Я так благодарен вам за то, что вы пришли навестить меня, — продолжил он, сменив тему. — Мне было очень плохо. Даже сейчас мне еще трудно двигаться, я чувствую сильное давление в груди. — Он показал друзьям шрам, который тянулся через всю грудную клетку.

Все приблизились, чтобы посмотреть. Единственным, кто отвернулся, был Джимми. Юноша не хотел об этом говорить, но ему показалось, что он чувствует шрам на своем теле.

— Когда тебя выпишут? — спросила Сильвия.

— Думаю, что на следующей неделе. Мне необходимо выбраться отсюда как можно скорее. Постепенно я хочу забыть о том, что произошло со мной. Можете представить, как я чувствую себя с сердцем, которое не является моим и бьется гораздо сильнее, чем то, которое у меня было? Интуиция подсказывает мне, что это новое сердце полностью изменит мою жизнь.

— Почему ты так говоришь? — заинтересовалась Сильвия.

— Поверь, у меня есть основания так думать. В любом случае ничего уже не будет так, как раньше, в этом я уверен.

— Не говори глупости, Лукас, ты все такой же, только чуть тронутый, — язвительно заметил Лео. — Станешь похожим на Джимми.

— Слушай, старик, о чем ты говоришь? — вступил в разговор Джимми.

— Ты должен будешь стать тем же парнем, которым был всегда. Ты помнишь наш детский девиз? — спросил Лео, вытянув руку.

Остальные последовали его примеру, положив свои руки поверх ладони Лео. Лукас и Джимми были последними, кто к этому присоединился.

— Никогда не сдаваться, не смотреть назад! Всегда, всегда — только вперед! — одновременно произнесли все. Они рассмеялись.

— Ты прав, Лео. Я постараюсь остаться таким же, — твердо произнес Лукас, тряхнув головой, отчего его волосы растрепались.

— Ну и отрастил же ты их! — воскликнула Сильвия. — Ты собираешься оставить волосы?

— Да! Не хочу их стричь. Волосы — последнее, что умирает в человеке. Я уже едва не умер и не желаю, чтобы это повторилось.

— Не преувеличивай! — сказал Виктор. — Я вот приспособился к обстоятельствам, и у меня это получилось не так уж плохо. Я не намерен впадать в депрессию. Возможно, я не буду видеть, как вы, но я развиваю другие органы чувств. Я не желаю сдаваться.

— И я не желаю, Виктор. Спасибо, что напомнил, дружище, — с благодарностью произнес Лукас, похлопав друга по руке.

— Теперь о других вещах, — заявил Лео, меняя тему разговора. — Что делал этот странный тип в твоей палате?

— Это долгая история. Ну, этот тип — родственник донора, сердце которого мне пересадили. Он находился рядом с погибшим, когда это случилось. Именно он дал согласие на пересадку. В некоторой степени я ему благодарен.

— Я знал, что это не журналист, знал, — зло произнес Лео.

— Ты ошибаешься. Думаю, что он все-таки журналист. Кроме того, этот тип — самый близкий родственник молодого человека, сердце которого теперь бьется во мне. — Лукас коснулся рукой груди.

— Не встречайся с ним больше, — настаивал Лео.

— Почему нет? К тому же я в нем нуждаюсь.

— Каким образом? — спросила Сильвия, в то время как остальные согласно кивнули.