Тишина - Питер Хег

Столешница ударила ему в грудь.

— Начиная с семи баллов и выше все превращается в хаос. Все, кроме каких-то отдельных частей зданий, рушится. Звук похож на гром. Но невозможно определить источник звука.

Столик вибрировал под его руками. Один из бокалов опрокинулся и разбился. Она откинулась назад.

— Я была у разлома Сан-Андреас. Несколько лет назад. В Калифорнийском университете, в Лос-Анджелесе. Мы закачивали пар под высоким давлением между пластами. Чтобы снять напряжение земной коры. Ничего не получилось. Мы работали под Антонадой. В двадцати километрах от Сан-Франциско. Произошло землетрясение. Только что была жизнь, будни, дети. В следующее мгновение — смерть и разрушение. Пожар из-за разрыва газовых труб. Это было маленькое землетрясение. Семь по шкале Рихтера.

Он никогда прежде не видел ее такой, даже когда она уходила от него. Звучание ее было чрезвычайно сконденсированным.

— Эпицентр землетрясения определяется обычным тригонометрическим методом. Институт геологоразведки Дании и Гренландии — часть европейской сейсмологической системы оповещения. У них мгновенно появляются европейские данные, как только сейсмическая волна достигает Цюриха или Гётеборга. Ничего зарегистрировано не было. У Института есть измерительная станция на Западном валу.[43]У них там стоят сейсмографы «Рефтек». В полной комплектации. Сонар, который может зарегистрировать передвижение паука по мосту Книппельсбро. Они ничего не зарегистрировали.

Он понимал все, что она говорит. И одновременно не понимал.

— Опускаются квадратный километр земной коры и морское дно, — продолжала она. — Перемещаются более сотни миллионов тонн камня, мела и песка. А в результате — лишь легкое дрожание нижнего горизонта почвы.

— А затопление? Ведь была вода.

— Это была ударная волна. Которая дошла до Хельсингера — не дальше. Но никаких движений почвы. Никаких следов множественных перемещений.

— А пещеры?

— Не было никаких пещер.

Она была полностью в фа-миноре. Словно струнный квинтет Шуберта. Сначала ми-мажор в его небесной чистоте. А потом вдруг фа-минор. В то время Шуберт уже, наверное, начинал понимать, что скоро умрет.

— Институт геологоразведки вместе с Космическим центром взорвали полторы тонны динамита. Прошлым летом. За два месяца до первого землетрясения. Чтобы нанести на карту более глубокие слои под Копенгагеном. Взрывали в нескольких местах на дне Эресунна. И регистрировали движения взрывной волны геофонами. Помнишь их?

Он кивнул. Когда-то он настроил для нее четыреста геофонов — на слух. Это были очень чувствительные микрофоны, рассчитанные на погружение в землю. Он почувствовал укол радости от того, что она признавала по крайне мере этот маленький фрагмент прошлого.

— Та же процедура, что и при регистрации Силькеборгской аномалии в 2004 году. Звуковые волны распространяются с разной скоростью в разных осадочных породах. Не было в известняке никаких пещер. Это не было обрушением.

— А что же это было?

Она не ответила. Она просто посмотрела на него. Она хотела что-то ему сообщить. Он не понимал, что именно. Но на какое-то мгновение она перестала защищаться.

Он развернул почтовую квитанцию. Она медленно прочитала ее. Прочитала свое имя. Написанное почерком ребенка. Но тем не менее характерным, очень отчетливым.

— Клара-Мария, — сказал он. — Ученица, девочка девяти лет, появилась год назад, теперь ее похитили. Я встречался с ней. Она дала мне вот это.

Только что ее лицо пылало. Из-за того, что она много времени проводит на улице. От возбуждения. Теперь все краски исчезли. Она приподнялась со своего места.

Он схватил ее за руку.

— Это ребенок, — сказал он, — она в опасности. Что она посылала тебе?

Она попыталась отдернуть руку, он сжал ее сильнее.

Кто-то появился у входа, это был один из монахов и еще один человек в штатском. Темноволосая женщина и мужчина, сидевший напротив нее, как раз встали. Это не могло быть простым совпадением — значит, они из полиции.

Выхода не было. Приближалась Пасха. Он подумал о Спасителе. Ему тоже было не особенно весело в пятницу вечером. И тем не менее он не остановился.

Каспер повысил голос.

— Я страдал, — произнес он. — Я невыразимо страдал все эти годы.

Она достала бутылку из ведерка, держа ее словно жонглерскую булаву. Это была реакция на то, что он схватил ее, намек на физическое принуждение — она никогда не терпела этого. Он отпустил ее руку.

— Я изменился, — сказал он. — Я новый человек. Возрожденный. Я раскаиваюсь.

Она отвернулась от него. Полицейские приближались. Никуда от них было не деться.

— Я не могу заплатить, — проговорил он. — У меня нет ни гроша.

В помещении была прекрасная акустика. Немного суховатая, но по потолку шли желобки, это обеспечивало хорошее распространение высоких частот. Звуку надо создавать препятствия, гладкие потолки — это ужасно. Ближайшие столики перестали есть. Два официанта сдвинулись с места.

Она раскачивалась из стороны в сторону. Словно тигр в клетке зверинца.

Он поднял разбитый бокал из-под шампанского. Бокал превратился в венок бритвенных лезвий на хрустальном стебле.

— Я не хочу жить без тебя, — сказал он. — Я покончу с собой.

В ресторане было около сотни человек. Из-за этого его слова звучали несколько приглушенно. И тем не менее к нему теперь было приковано внимание большинства. Трое официантов и Лайсемеер были уже почти у самого столика. Полицейские остановились.

— Ну, так и сделай это, — прошептала она. — Сделай же наконец, черт возьми!

Шампанское в стоящем на столе бокале выпустило облако пузырьков. Это было непонятно. «Krug» делают на основе более пятидесяти процентов старого вина. В нем нет беспокойства современного шампанского. Бокал пустился в пляс. Маленькие тарелки подпрыгнули, их содержимое вырвалось на свободу и поплыло по воздуху — улитки в соусе с петрушкой на маленьких спрессованных медальонах, сделанных из чего-то похожего на молодой порей, кусочки датского омара с ветчиной серрано.

И тут начались толчки.

Фарфор и стекло просто смело со столов. Люди закричали. Одно из огромных фасадных окон треснуло, распалось на части и обрушилось на землю каскадом стеклянного дождя.

Каспера отшвырнуло к столу. Стоявшие до этого люди теперь лежали на полу. Все, кроме Стине.

— Это знамение, — сказал он. — Это значит, что наши судьбы связаны. Землетрясение всегда считалось знаком свыше.

Она с легкостью выпрямилась. Если бы он попробовал пойти за ней, он бы упал на пол. Помещение поплыло у него перед глазами.