Немая - Агаша Колч

Грамотная, дяденька. Грамотная и въедливая. А если ещё и подпись поставить надо, то… Беру бумаги со списком выданного и жестом предлагаю начинать разгрузку.

– Да ты не сумлевайся, барышня. Подписывай, а мы сгрузим. – Спрыгивает на землю дядька и ухмыляясь протягивает мне грифель, завёрнутый в бересту.

С самой радушной улыбкой киваю. Конечно-конечно, вы сгружайте, дяденьки.

Ерофей, успевший переодеться в домашнее, открыл проход между нашим домом и соседним забором, чтобы бочки, корзины и мешки через дом не таскать.

– Что нести? – спросил он у меня.

Первой в списке была мука пшеничная. Четыре мешка. Но с телеги сгрузили три. Вопросительно поднимаю брови и пальцем показываю на цифру.

– Ну я не знаю, сколько кастелян выдал, всё здесь, – разводит руками мужчина, невольно стрельнув глазами на крайнюю телегу.

Ерофей отлично научился меня понимать без дополнительных объяснений, и когда я кивнула ему в сторону последней подводы, то спокойно пошёл искать недостающий мешок именно там. Нашёл.

– Надо же, – всплеснул руками старший возница, – должно быть ошиблись повозками.

Я понимающе покивала.

– Ох и ушлая ты девка! – забирая подписанные бумаги, одобрительно хмыкнул худой дядька. – Своего не пропустишь. Повезло Осею с тобой.

Ещё бы не повезло. Половина груза в последней телеге была тем самым «недогрузом» в двух первых. Подписала бы не глядя, кому-то неплохой прибыток сегодня был бы. А я не могу быть легкомысленно расточительной. Детишки с торжища из головы не шли.

Не просто так я попросила Дуняшу с примеркой прийти. Накормлю, отдам «случайно завалявшиеся» вещички, с собой какой-никакой снеди дам. Мы с дедом с голоду не помрём, и деткам не позволю. Понятно, что всех сирот накормить-обогреть не смогу, но не случайно светлые боги свели меня с этими двумя.

Оставшиеся полдня мы заполняли подвал мешками, корзинами, коробами и бочками с припасами. Щедра Академия к своим преподавателям. Выделенных запасов нам хватит не только на зиму. Радовало и количество, и разнообразие. В мешках мука ржаная, пшеничная, гречневая и овсяная, крупы и бобовые, в корзинах овощи и яблоки, бочонок мёда, короб солёного сала, ароматно пахнущий чесноком, три больших кувшина с растительным маслом, плотно закрытая бочка, которая источала такой запах солёной рыбы, что ошибиться было нельзя.

Дух пряного посола вызывал нестерпимый аппетит, и я упросила Ерофея открыть бочку. Ворча, что без этого дел полно, парень снял верхнее дно. О-о-о-о… Крупные серебристые тушки сельди, плотно уложенные в тёмном рассоле, напомнили, что рыбу я в этом мире не ела очень давно. И вот прямо срочно-срочно необходимо пополнить запас Омега-3 в организме. А клубни картошки в больших корзинах, стоящих ровными рядами на нижней полке подвального стеллажа, скромно демонстрировали готовность мягко оттенить рыбный вкус, смягчить солёность и добавить сытости в сегодняшний ужин.

– У нас селёдку никто брать не хочет, – укладывая себе на тарелку очередные розовато-серебристые кусочки напластанного рыбного филе, щедро укрытые белоснежными кольцами маринованного лука, рассказывал чародей о дележе припасов в Академии. – Все бьются за кур и гусей. Я же никогда не спорю, вот мне её каждый год и привозят. Правда, не знаю куда она потом девается. – Он подумал немного, вздохнул о том, что слаб человек, и подцепил вилкой ещё один кусок. – Кто бы подумать мог, что это так вкусно!

Кстати, о том, куда что исчезает, я уже задумывалась. Дед сам не готовит, три телеги продуктов, пусть даже ополовиненные, привозят три или четыре раза в год. Мышей и крыс в доме и подвале нет. Испариться продукты тоже не могут. Где?

Ответ пришёл – нет, ворвался в дом поутру. Кто-то барабанил в дверь так, что казалось, крыша рухнет. Открыла дверь и была сметена с дороги здоровой бабищей, рвавшейся в гостиную.

Осень уже полностью заявила права на своё время года. Листья желтели и опадали, птицы с грустными криками тянулись в сторону моря, буйные заросли пустыря пожухли и поредели, а по утрам землю покрывал иней. Но затяжных дождей, что напитывают землю до состояния жидкого месива, ещё не было.

Где эта тётка умудрилась найти на свою обувь комья грязи на нашей чистой мощёной улице? И такая неряха по моим намытым полам?! Куда?! Стоять!!!  Я ухватила бабищу за юбку, не давая пачкать полы.

– Шо? – не поняла ранняя гостья. Я показала на её обувь. – И шо? – непритворное непонимание в глазах. – Я к господину чародею, – попыталась вырваться тётка, но я не дала.

– Кто там? – вышел в прихожую дед. Удивился, увидев бабу. – Люта? Ты же сказала, что ноги твоей в моём доме больше никогда не будет.

– Ой, господин чародей, чего прошлое ворошить? Говорят же: кто старое помянет – тому глаз вон.

– А кто забудет – тому оба, – проворчал Ерофей, неся кипящий самовар к столу.

– У вас, смотрю, в доме людей прибавилось, так и забот, наверное, тоже, – сделав вид, что не слышит слова парня, продолжила гостья. – Вот я и уберу, и постираю, и приготовлю. Как раньше, за копеечку малую. И позвольте из сундука в комнате моей заберу забытое.

Говорила она так, словно хозяйка в дом вернулась. И сразу стало понятно, куда запасы исчезали вместе с бочками и мешками, откуда мешочек грошиков в сундуке взялся. Обворовывала тётка эта моего опекуна самым бессовестным образом. При этом грязь, вросшая в пол, пыль, покрывавшая столы и полки, паутина, прижившаяся по углам, гора грязного белья и запущенная постель говорили о том, что работница в доме чародея палец о палец не ударила.

Дед вопросительно посмотрел на меня, а я решительно покачала головой. Деда, гони её в шею!

– Нет, Люта, не нуждаемся мы в твоих услугах. И в сундуке том твоего ничего не было. Уходи. – Осей повернулся и как-то потерянно побрел в гостиную.

– Ой какие важные стали, забогатели, никак? Ой вспомните ещё Люту, позовёте, а я ещё подумаю! – начала визжать тётка. Было видно, что орать ей привычно и делает она это с удовольствием. Гадости слетали с её губ легко, звук нарастал.

– Вот что, тётенька, – оторвался от стены Ерофей, молча наблюдавший за происходящим, – рот закрой, а то шарик в него влетит и всё нутро выжжет. – Парень легко подкидывал на руке тот самый светящийся белым цветом файербол, который показывал деду, демонстрируя свой дар. – Или проклятье какое словишь вдруг да помрёшь в корчах мучительных. Сказано было уйти, так иди. Или проводить надо?

Люта мелко затрясла головой, отказываясь от провожатого, и попятилась к двери. Задом наощупь нашла выход и едва не грохнулась с крыльца, сбивая с обуви налипшую грязь. Я думала, что, выскочив из дома, она начнёт орать непотребства на улице, но нет. Подхватила юбки и рванула вниз по улице в сторону торжища.

Когда я ставила на стол горшок с молочной кашей, чародей взглянул на меня как-то понуро и виновато. А когда взяла черпак в руки, чтобы по мискам разложить ароматное варево, он отрицательно покачал головой: