Немая - Агаша Колч

- Не хочется что-то.

Умоляюще посмотрела на Ерофея: скажи что-нибудь. Не дело, что дед себя виноватым чувствует за то, что Люту привечал.

- Когда бабка Лина померла, - медленно помешивая кашу в своей миске, тихо начал парень, - я остался совсем один. Было мне тогда лет десять-одиннадцать. Бабка точно мой возраст не знала и всегда говорила, когда спрашивали сколько мне лет: пять-шесть или восемь-девять. Родичи бабушкины турнули меня дав полчаса на сборы. Малой был, но понял, что выписку взять надо, а то за беглого холопа принять могут, одежду теплую что к зиме справили, но сложить желательно всё в узелок малый, иначе отберут. Завернул необходимое в зипун, да верёвочкой покрепче затянул. Сапоги новые обул и золой из печи вымазал, чтобы старыми и потёртыми казались. На себя две рубахи надел и портов тоже двое. Знал, где бабуля деньги на чёрный день прячет, взял оттуда всего три серебрушки, не тронув остального. Подумал, что рано или поздно тайник найдут, и если увидят, что пуст он, то объявят меня вором. Ушёл со двора, а идти некуда. Постоял в толпе, которая развлекалась тем, что наблюдала, как родичи бабки Лины лаются, деля незаслуженное наследство, плюнул и побрёл куда глаза глядят.

Дед, внимательно слушая рассказ будущего зятя, незаметно для себя взял ложку, машинально зачерпнул кашу, отправил её в рот и на автомате принялся жевать. Ну вот, а говорил, что есть не хочет – улыбнулась я про себя. А Ерофей, всё так же не глядя на нас, продолжил рассказ:

- Не далеко я отошел, как окликнул кто-то. Смотрю, мужичок вёрткий какой-то. Одет опрятно, но не в новое, волосы чистые, но не чёсаны давно. Непонятный. «Куда идёшь?» - спрашивает. Пожал плечами в ответ, да рукой неопределённо махнул: «Туда». «А пойдём со мной, я тебя штукам разным научу» - говорит, а сам хитро так посматривает. «Воровать не буду!» — это я слово бабуле дал, что лучше голодать стану, но на воровской или разбойный промысел не выйду. «Так и не надо» - смеётся – «Много других интересных занятий есть». Мал был и глуп. А ещё страшно мне тогда стало и одиноко. Вот и пошёл.

Ерофей замолчал, вспомнил что каша остывает и сноровисто принялся завтракать. Эй, так не честно! Дальше то, что было? – хотелось крикнуть мне, но я, увы, не могла. Почему дед не задал эти вопросы я не поняла. Доели кашу, парень собрал миски и унёс на кухню, а я разлила по кружкам чай.

- Прав Ерофей, - отпив ароматный напиток сказал дед, - от страха одиночества можно не на ту дорожку свернуть.

Допил чай и засобирался в Академию. На пороге остановился, посмотрел на нас с улыбкой и сказал:

- Хорошо, что вы у меня есть.

И ушёл. Я поймала жениха за рукав, и требовательно на него посмотрела: рассказывай, мучитель! Но парень только усмехнулся в ответ.

- Не сейчас, стрекозка. – увидел удивлённо поднятые брови и объяснил – Осей Глебович прав. Ты на стрекозу похожа. Глаза раскосые, сама легкая, быстрая. – задумался на мгновенье, словно слово подыскивал и сказал - Неуловимая.

Пока я в себя приходила от слов таких парень ушёл в подвал расставлять, раскладывать, развешивать, перебирать и готовить к длительному хранению полученные вчера продукты. А я, поняв, что продолжение рассказа откладывается на неопределённое время, засучила рукава и стала замывать следы прибывания незваной гостьи.

Когда я домывала последнюю ступеньку крыльца меня окликнула тетка Боянка:

- Даша, это от вас Люта убегала?

Кивнула со вздохом и показала на комья грязи на дорожке. Которые, вооружившись довольно потёртой метлой смела под куст сирени. Туда же и воду грязную вылила. Отряхнула руки, подхватила ушат и с поклоном пригласила соседку в дом.

- Эта Люта, пока у деда твоего жила, со всеми соседями перессорилась, да, - рассматривая неведомое кушанье на своей тарелке, рассказывала Боянка. А я с удивлением рассматривала её. Болтушка она знатная, но я от неё дурного слова ни разу ни о ком не слышала. А тут открытым текстом склочную бабу скандалисткой называет. Чудны дела ваши, светлые боги! – Даша, не хочу о дурной бабе говорить. Объясни, чем ты меня угощаешь.

Граждане, вот скажите мне, как я ей объяснить могу, когда она неграмотна? Поманила за собой на кухню и показала целую картошку, сваренную в мундире и селёдку. Пантомимой показала, что картошку очистила, на кругляши порезала и сверху кусок рыбного филе уложила, украсила колечком маринованного лука.

Если честно, но угощать мне соседку не чем было, вот я остатки вчерашнего ужина и оформила в бутерброды без хлеба.

- И что вкусно? – заинтересовалась женщина. Попробуйте – поставила перед ней тарелку. – Вкусно, да. – прожевав угощение согласилась Боянка. – В другой раз тоже на торжище куплю.

Но я замахала руками, жестами попросила посидеть пять минут и прихватив миску побежала в подвал. Выловила вилкой три рыбки поаппетитнее и поманила за собой Ерофея.

- Даша просит принять в дар этих рыб – вслух читал мои каракули парень соседке, на что женщина благосклонно улыбнулась – И хочет узнать, не осталось ли у вас от внуков обуви старой или одёжи какой. Лет на семь или десять.

Ерофей прочитал и с удивлением посмотрел на меня, а я пожала плечами: Ну вот так… Не принято было в те времена отдавать и выбрасывать одежду и обувь, когда ребёнок из неё вырастал. Семьи многодетные были, по старшинству всё передавалось. Иной раз, пока до младшего повседневная рубашка дойдет, заплат на ней больше, чем основной ткани. И обувь детям покупали только в зажиточных и богатых семьях. Но и сама Боянка и сыновья её как раз к таким и относились. Один в страже городской начальник, другой в ратуше не простым писарем заседает.

- А тебе на што? – удивилась соседка моей просьбе.

Тут мне уже и писать не надо было. Ерофей присел к столу и рассказал о вчерашней встрече с детишками на торжище.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Главное, что не попрошайки какие, а стараются заработать трудом своим. Помочь хочется ребятишкам, - закончил рассказ мой жених.

- Девочка, говоришь? – задумчиво переспросила Боянка, потом спросила – как думаете, пойдёт она ко мне жить? Скучно мне одной. Внуки редко бывают – учатся все. Кто воинскому делу, кого в Мадьярское королевство в Университет отправили, да. А так бы я её одела-обула и всем женским премудростям обучила. Если бы сладилось у нас с ней, то и приданное какое-никакое смогла за девочкой дать, да.