Шепот гремучей лощины - Татьяна Корсакова

– Не надо, – повторил Митяй, а потом сказал уже громко и весело: – А точно, что леший, дяденька! От фрицев бежали. Вас искали. Заблудились вот.

– Вас – это кого? – спросил строго голос.

– Вас, партизан! – Митяй убрал руку от автомата. – Мы из Видово. Там каратели который день орудуют после убийства бургомистра. Наверное, слыхали?!

Ответом ему стала напряженная тишина, красные огоньки погасли.

– Нам доктор нужен! – заговорила Соня. Голос ее звучал звонко и просительно одновременно. – С нами тяжелораненый, понимаете? – Она всхлипнула. – Он людей спасал, а его за это… под расстрел.

– Как звать? – спросил незнакомец из темноты. – Этого вашего тяжело раненного.

– Григорий! Григорий Куликов! – опередил Митяй Соню. – Если среди ваших есть кто-то из Видово, так точно будет его знать.

– Из каких таких наших… – проворчал голос, но не зло, а скорее задумчиво. – Руки поднимите! Давайте, поднимайте! И держите так, чтобы я их видел! Если кто дернется, я пальну. Можете не сомневаться, не промахнусь. Я со ста шагов белке в глаз попадаю.

– Не бреши! – Митяй послушно вскинул руки в вверх. – Со ста шагов только мой батя может попасть и еще дед Пантелей.

– Не только дед Пантелей, – хохотнули в темноте. – Но еще и дедов внук. Ну-ка, белобрысый, раз такой умный, скажи, как внука звать.

– Василь! Василь-Зверобой его звать! Или это тебя, дяденька, так звать?

– Ишь, какой… – В темноте почудилось какое-то движение, едва слышно хрустнула ветка. – Ну, а раз знаешь, что я Зверобой, так понимать должен, что не промажу. – Границу между тьмой и светом перешагнул невысокий, коренастый человек. Лицо его скрывала косматая волчья шапка, а в руках он держал охотничье ружье. – Сам-то кто такой будешь? Что-то не признаю я тебя.

– Митяй я. Григория Куликова сын.

– Не свисти! Видел я Митяя. Рыжий, как морковка, весь в мать.

– Был рыжий. – Митяй пожал плечами. – Меня не признаешь, так на отца посмотри. Отца все охотники в округе знают.

– Да и не только охотники. – Мужик сделал шаг к костру, велел: – В сторону, ребятня! Стрелять, если что, буду без предупреждения. Поэтому лучше бы вам меня не нервировать.

Они молча поднялись, отступили. Соня пыталась было что-то сказать, но Митяй крепко сжал ее руку. На его бледном лице скакали отсветы пламени, и на мгновение показалось, что волосы у него снова стали рыжими.

А Зверобой уже склонился над дядей Гришей, сначала склонился, а потом, забыв об осторожности, присел на корточки. Осмотр он провел быстро, с охотничьей какой-то сноровкой, а потом выпрямился и сказал:

– Преставился Гриня. Пока мы тут языками чесали, видать, и преставился.

– Нет! – Соня выступила вперед, Митяй не стал ее удерживать, шагнул следом. – Он не мертвый! Вы невнимательно смотрели, товарищ Зверобой!

– Товарищ Зверобой… – хмыкнул мужик, а потом спросил: – Ты что же, красавица, думаешь, я живого от мертвого не отличу?

– Он живой, – сказал Митяй. – Вы сердце послушайте.

Препираться Зверобой не стал, распахнул полы окровавленного пальто, покачал головой, а потом прижался ухом к перебинтованной груди. Слушал он долго, почти минуту. Они не мешали, ждали.

– А ведь вы правы, чертенята! – сказал наконец с удивлением. – Бьется сердце! Пульса я не услышал, а сердце вот оно – тук-тук, тук-тук… А ран сколько! Матерь божья! Не живут с такими ранами, чертенята!

– Обычные люди не живут, а мой батя фартовый! – сказал Митяй с какой-то болезненной яростью в голосе. – Ты нам поможешь, дядька Зверобой? Ему поможешь?

– А мы, малец, с батей твоим друзьями никогда не были. Если хочешь знать, Гриня всегда был мой первейший конкурент. И в охоте, и вообще. – Зверобой выпрямился, отступил.

– Значит, не поможешь… – Митяй потянулся за автоматом.

– Стоять! – рявкнул Зверобой и с молниеносной скоростью вскинул ружье. – Стоять, я сказал! – А потом добавил уже другим, рассудительным голосом: – Друзьями мы не были, но Гриня бы меня точно не кинул. Спас бы сначала, с того света вытащил, а уж потом бы стал разбираться, кто на свете всех умнее, всех румянее и белее. – Он коротко хохотнул. – Должок у меня перед твоим батей, пацан. А Зверобой долги приучен отдавать. Считай, Богородица меня сама к вам направила. Как вы сюда вообще дойти умудрились? Тут же куда не плюнь – всюду топь. Тут и днем-то опасно, не то, что ночью. Хорошо, что я костер увидел, любопытно стало, кто тут такой безмозглый, кому жить надоело.

– Нам нужно к врачу! – перебила его Соня. – Дяде Грише нужно! Вы же партизан?

– Я? – Зверобой снова хохотнул. – Ошибаешься, красавица, я сам по себе. Я ни вашим, ни ихним ничего не должен. Но где партизанский отряд, знаю. И вас, так уж и быть, провожу. Утречком.

– Сейчас! – Митяй сжал кулаки.

– Сейчас? – Зверобой окинул его насмешливым взглядом, сказал: – Я смотрю, ты уже искупался? Мало показалось? Или решил довести дело до конца?

– Я решил, что должен спасти своего батю.

– Вона как! Узнаю Гриню. Сам упертый, и сынка такого же воспитал. А с фартом у тебя как, малец? Такой же фартовый, как батя твой?

– Его батя свинцом нашпигован, как сальтисон чесноком! – Соня встала между Митяем и Зверобоем. – Если вы называете это фартом, то да, он фартовый!

– Злющая… – усмехнулся Зверобой. – Кого защищаешь, черноглазая? Гриню или сынка евоного? Или ты по-комсомольски за мир во всем мире и за правду?

Ответить Соня не успела, Зверобой махнул рукой и заговорил уже другим, деловитым тоном:

– Понесете его сами. Я вперед пойду, вы за мной. Идти будете след в след. Если оступитесь и под воду уйдете, вытаскивать не стану. Мне эта ваша справедливость без надобности. Уяснили?

Они молча кивнули. Сева с Митяем так же молча подняли с земли дядю Гришу. С Горынычем было бы сподручнее, но Горыныч благоразумно решил не показываться. А вот Зверобой словно что-то чувствовал. Или слышал. Он всматривался в темноту, держался настороже, озадаченно скреб подбородок, а потом, наверное, не выдержал, сказал:

– Чертовщина какая-то. Словно зверь какой кружит.

– Может и зверь, – Митяй пожал плечами.

– Если б зверь, я бы знал, какой именно. А так чую, что ходит кто-то, а кто именно понять не могу. Но вы это… держитесь поблизости и будьте настороже. Чуйка у меня нехорошая. Да и слухи… До вас про зверя из лощины слухи, небось, тоже дошли?

Они не стали отвечать. Да и что им было ответить?

– Я сначала не поверил. – Зверобой продолжал разговаривать сам с собой. – А потом начал замечать, что зверье стало себя вести как-то странно. От последней полевки до волка. Словно бы появился в лощине кто-то страшнее и опаснее всех вместе взятых. Что скажете, чертенята? – Он обернулся, обвел их внимательным взглядом.