Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров

Решились последовать её совету.

Бюро с мебелью из красного дерева, за большим столом хозяин, очевидно, невысокого роста – его почти не видно из-за стола. Уставился на нас сквозь очки и что-то пробурчал, когда мы отрапортовали. Тут же вошёл старый поляк со своей красавицей-дочкой. Хозяин что-то забормотал, поляк перевёл:

– Хозяин говорит, что все уже пообедали и что он не может вас накормить обедом, но он пошлет сейчас мою дочь поискать чего-нибудь съестного.

Дочка ушла, а хозяин продолжал говорить.

– Хозяин говорит, – переводил поляк, – что до Швейцарии далеко, путь труден и опасен, вас могут поймать, посадить, даже казнить. Он предлагает вам остаться у него в работниках, платить будет хорошо.

Мы поблагодарили и отказались, объяснив, что нет гарантии того, что нас кто-нибудь здесь не выдаст. Вошла полька с окороком и большой буханкой хлеба в руках.

Хозяин развел руками и извинился, что не может нам ничего больше предложить. Мы поблагодарили, взяли пищу и ушли. За большим стогом соломы мы быстро разделались со всей едой.

Сейчас даже трудно представить, как много мы ели. Непрерывное движение на свежем воздухе вызывало непомерный аппетит. Во Франции мы питались уже хорошо, но голод продолжал нас преследовать ещё долго, даже когда мы были в «маки́».

Мы обходили стороной города Сен-Кантен, Лан, Суассон и крупные поселки. Шли проселками и тропками, иногда, чтобы лучше сориентироваться, выбирались на асфальтированное шоссе. Погода почти всё время стояла хорошая. А нас поражало обилие в полях кроликов: маленьких, сереньких, ушастых.

Заходили в деревушки или на фермы, а иногда и в поместья. Спали на сеновалах и в спальнях гостеприимных хозяев.

На одной большой ферме нас пригласили к обеду (обед у французов поздний – в 18–20 часов). Он был обильный, с вином и водкой собственного изготовления. Потом нас отвели в отдельную нетопленую комнату, где была широченная кровать с двумя перинами вместо одеял. Сопровождал молодой хозяин. Мне очень хотелось оправиться, но я не знал, что по-французски «уборная» тоже «туалет», и сказал ему, что хочу в sortir, думая, что это слово означает уборную. Улыбаясь, он вывел меня в сад и остановился в ожидании. Помог мой жест. Он засмеялся и отвел в теплый сортир.

Французы не любят отапливать спальни. Под перинами и так тепло. Но все-таки в сене лучше – спокойней и привычней.

Около местечка Анизи-ле-Шато протекает речушка или канал. Мы шли по дороге, заросшей травой, из-за колючего кустарника нельзя было дальше идти, а тропок не было. Рискнули выйти на асфальт. Он растрескался, прорастал травой, видно было, что по нему давно не ездят. А вот речка и разрушенный мост. Мы увидели её метров за 20 до моста и не успели подумать о переправе, как из-за разрушенной каменной опоры появились два французских жандарма. Мы встали как вкопанные, лица вытянулись, ноги стали ватными. Помню, как била мысль – бежать… Но куда? Заросли колючие, не продерешься, назад по дороге – получишь пулю в спину. Всё пропало!..

Представляю себя на месте жандармов – они без смеха не могли смотреть на нас. Потом даже стыдно стало – мы растерянные, безвольные, слабые. Наш смешной вид настроил их дружелюбно, а может, это были патриоты-сопротивленцы, и лишь нужда надела на них чуждую униформу.

Мы быстро пришли в себя и четко ответили на вопросы.

– Кто такие?

– Русские пленные, бежали из Германии, идём в Швейцарию.

И тут я не утерпел и добавил: «Дайте, пожалуйста, поесть», – чтобы выглядеть ещё глупее.

Жандармы дружно захохотали – видно, впервые у них просили пищу. Затем старший по чину сказал:

– Далеко вам до Швейцарии, попадетесь. А есть у нас нечего. – И добавил, обращаясь к оказавшемуся неподалеку лодочнику: – Перевези их на ту сторону.

Вместе с жандармами мы сели в лодку, лодочник взялся за весла и несколькими гребками доставил нас на другой берег.

– Мерси боку, камарады! – крикнули мы с того берега.

– Бон шанс, камарады, – ответили дуэтом жандармы.

Мы помахали руками, они ответили, и мы скрылись за кустами.

Переживания обессилили нас, и мы начали искать ночлег. Зашли в какую-то деревушку, встретили там сильно накрашенную и напудренную, но с грязной-прегрязной шеей девушку. Она не ответила на наше приветствие, и в этой деревне нам отказали в еде. Какие-то странные были люди. В другую деревню мы не пошли и заночевали на «втором этаже» скотного двора на сене. Сена было мало, и моя нога все время проваливалась через тонкие бревна перекрытия, они не были закреплены, лежали свободно и перекатывались, когда мы ворочались. Не свалиться бы на коров. Сарай стоял отдельно от домов и нас никто не слышал. Заснули мы быстро, а проснулись от голоса работника, выгонявшего скотину из сарая. Мы еще немного поспали и через окно вышли прямо на дорогу.

Конечно, во время маршей мы были заняты своими проблемами. Но у нас ведь были и глаза, и уши, и голова. Мы не могли не видеть, как живут здесь люди, отмечали про себя разницу в уровне жизни хозяина и батрака. Батрак живет в конуре, а то и просто в сарае. Например, те поляки, их красивая дочь, они работали у помещика. А тот живет в большом доме. Роскошь, вероятно, потрясающая (о роскоши могли судить по обстановке в усадьбе другого помещика), а семья поляков ютится в одной тёмной комнатушке. Все, человек пять, спят вместе. Такие условия, пожалуй, не лучше, чем в лагере военнопленных, разве что питание не сравнить. И живут же люди, не бунтуют, копят деньги, мечтают что-то купить или лавочку открыть, но забывают при этом, что все дорожает, а деньги «в чулке» дешевеют. И под старость эти люди не выходят из нужды, так и помирают на чужой, паханной-перепаханной ими земле.

Мы, конечно, на эту тему не очень раздумывали, но убеждались в преимуществах нашей социальной системы.

…Местность, по которой мы шли, была без гор и холмов, не было больших лесов, встречались рощи, отдельные группы деревьев, парки вокруг поместий. Мы шли вдоль лугов и обработанных полей. На такой равнинной местности на большом расстоянии друг от друга располагались фермы (хуторская система). На одной из них нас встретила молодая пышная, с красивым лицом хозяйка и позвала в дом. За столом сидели два молодца бычьего телосложения, но с интеллигентными лицами, хорошо одетые.

Хозяйка накрыла нам за другим столом и села с нами. Она рассказала, что ее муж уже четыре года как в плену, она ждет его, ей помогают по хозяйству два приятеля мужа, а то бы ей не управиться.

Помощники жрали в три горла, пили бутылку за бутылкой, смеялись, а на нас ноль внимания. По всему было видно, что живут они за счет хозяйки (и с хозяйкой), что это нахлебники, а помощь от них больше в постели, чем в поле.

Поблагодарили мы хозяйку и двинулись дальше. Где-то близко был уже знакомый Компьенский лес, когда у нас случилась волнующая встреча.