Репортаж из морга - Мишель Сапане

Оказало ли требование явиться в суд для исполнения гражданского долга такое давление на него, что он не выдержал и покончил с собой? Или он случайно активировал механизм ловушки в поисках инструмента? И что тогда делает шестидесятисантиметровый стержень в устройстве для боя кротов длиной 12–13 сантиметров, вес которого не превышает 100 граммов? Наши вопросы остались без ответа.

Ясно только одно: конец тоннеля он увидел.

Палящий зной, пришедший в регион, наносит немало вреда. Старички мрут как мухи, а тела в такой жаре разлагаются очень быстро. И когда сосед или родственник начинает бить тревогу, врач, констатирующий смерть, видит уже разложившееся тело, иногда почти до состояния жижи. В таких условиях невозможно узнать, скончался ли покойный естественным образом, или ему помогли. Поэтому, выписывая заключение о смерти, врач ставит отметку в графе «судебно-медицинское препятствие». Захоронение становится невозможным, перевозчикам тела остается только передать останки в судебно-медицинский институт.

Проблема в том, что поток поступающих тел намного превышает возможности нашей службы. Как назло, сломался крематорий. Кандидаты на кремацию переходят в режим ожидания, заполняя и без того переполненные холодильники морга. Нам пришлось реквизировать зал, обычно предназначенный для приема семей, и охладить его до 12 °C, чтобы разместить часть не помещающихся тел.

Запах уже начинает чувствоваться.

Несколько раз я обращаюсь к руководству университетского центра, пытаясь объяснить, какая патовая у нас ситуация и как важно нам иметь холод. Несколько раз подряд я слышу один ответ: «Все хотят холод».

В связи с авралом на работу вышли все сотрудники службы. Наша цель сейчас – обрабатывать каждого нового поступившего как можно быстрее. Похоже одновременно и на конвейер, и на гонку на время. Тела нужно осматривать как можно скорее, в состоянии, наиболее близком к тому, в котором их обнаружили, до того как разложение продолжит свою работу и скроет все улики.

В то утро в папке, лежащей в секционном зале около все еще закрытого чехла с трупом, можно прочитать о женщине лет шестидесяти, заядлой курильщице с лишним весом и страдающей серьезными проблемами с сердцем. Довольно типичная картина.

Однако у семьи остались вопросы. За два дня до смерти женщина обратилась врачу. Последний, по всей видимости, не обнаружил у пациентки никаких тревожных признаков. Может быть, он не осмотрел ее или что-то упустил? Между строк я читаю возможное дело о привлечении к медицинской ответственности. Отсюда и запрос на вскрытие.

По словам присутствовавшего на месте сотрудника судебной полиции, смерть наступила накануне утром. Но когда я открываю чехол и вижу тело, у меня возникают сомнения.

Поверхностные вены, видимые под кожей[45], очень насыщенного темно-красного цвета – это признак разложения крови и ее посмертной циркуляции, вызванной газами разложения. Губы опухшие, нос и рот обильно покрыты влагой. Естественно, вчера на улице было выше 40 °C, а женщина жила в маленькой квартирке на верхнем этаже бюджетной высотки, с окном, выходящим на юг. Жара там, должно быть, стояла страшная. Тем не менее я задаю вопрос полицейскому.

– В квартире было жарко?

– Как в печке. К тому же тело находилось под прямыми солнечными лучами за закрытым эркером.

– Вы измеряли температуру?

– Нет, она была мертва.

– Не ее, а воздуха в комнате.

– Нет, я об этом не подумал.

– А вы уверены в дате смерти?

– Соседи видели даму рано утром. Но когда вечером сын позвонил ей по телефону, она не ответила. Он забеспокоился, отправился к ней домой и нашел ее лежащей на полу. Он позвонил в скорую. Мы прослушали запись разговора. Она у меня на компьютере. Не знаю, оправится ли он.

– Почему? Что на записи?

Полицейский запускает запись разговора между врачом-консультантом и сыном:

– Ваша мама может говорить?

– Нет.

– Она дышит?

– Нет.

– Вы измеряли ей пульс?

– Пульса нет.

– Где вы мерили?

– На шее и запястье. Я знаю, как это делается, проходил курс по оказанию скорой помощи.

– Значит, вы умеете реанимировать?

– Да.

– Тогда действуйте. Начинайте массаж сердца и искусственное дыхание.

– Вы уверены?

– Да, конечно. Вы справитесь. Помощь уже в пути. Мы поможем вам.

Я смотрю на полицейского, на лице которого застыла гримаса отвращения.

– Ну и что же?

Я стараюсь не представлять себе эту сцену.

Никогда нельзя точно сказать, как далеко может зайти самоотверженность сына, если дело касается спасения его матери. Даже уже мертвой.

Иногда судмедэксперт отправляется в путешествие по неизведанным землям, лежащим вдали от знакомой территории. Иногда в географическом смысле этого слова, но также и тогда, когда позволяет себе увлечься другими областями знаний. И все-таки: что связывает чадскую пустыню, ископаемые останки и судмедэксперта из Пуатье, пусть и работающего в университете?

Вечером 1995 года в ресторане «Боулинг» в Пуатье проходит уникальный коллоквиум. За одним из столиков в компании незнакомца я вижу своего друга Пьера Фронти, стоматолога-хирурга, с которым регулярно работаю при опознании тел. Оказывается, компанию ему составляет Мишель Брюне – один из ученых высокого уровня, признанный коллегами, но мало известный широкой публике.

Мишель – преподаватель палеонтологии в университете Пуатье, только что вернулся из Чада. Сама по себе новость не так уж и необыкновенна, если речь идет о полевом исследователе, проводящем жизнь в самых неблагоприятных условиях.

Нескольким ученым удалось расширить знания в этой области, и со временем на основе довольно простой теории была построена прекрасная история: колыбель человечества – Восточная Африка. Эта «Истсайдская история» была предложена Ивом Коппенсом, одним из нашедших Люси в 1975 году. Люси, наш предок, была эфиопкой, и ее возраст превышал канонический (3,2 миллиона лет), поэтому она стала считаться бабушкой всего человечества. Именно поэтому в Западную Африку – охотничьи угодья Мишеля – едет не так уж много людей.