Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

Хордана категорически отвергал всякую возможность вывода «голубой дивизии» с Восточного фронта: «Когда думают, что мы находимся в большей степени на стороне «оси», чем на стороне англосаксов, то необходимо разъяснить, что мы не столько с «осью», сколько против коммунизма. Невозможно, чтобы тот, кто действительно знает, чем была красная зона в нашей гражданской войне, не понимал, что быть врагом коммунизма и воевать с ним там, где можно, — жизненный вопрос для Испании».

Хордана нарисовал благостную картину положения в Испании, которая «медленно, но верно возвращается к нормальной жизни после нашей гражданской войны. Сегодня наша экономика развивается, наша промышленность функционирует и производит больше, чем когда-либо, происходит феномен адаптации к автаркии, замещая бесчисленное количество продуктов на другие, которые раньше импортировались и теперь производятся в нашей стране».

Что же касается реставрации монархии, о которой так много говорят в Англии, то «это зависит от нашего свободного режима и нашего суверенитета». И тут же в противоречие этому тезису: «Решение принадлежит исключительно главе государства генералиссимусу Франко». Иными словами, для монархиста графа Хорданы Франко — воплощение суверенитета[224].

1943 г. принес новые тревоги Мадриду: близилось завершение Сталинградской битвы с трагическим для Берлина результатом. 3 февраля Франко встретился с С. Хором и сказал ему, в частности, следующее: «Я считаю роковой ошибкой Англии то, что она продолжает поддерживать Советскую Россию… По одному моему чувству солидарности с Европой я полагаю, что единственно правильным было бы, если бы Англия своевременно вступила бы на путь компромиссного мира с Германией»[225].

Вскоре после победы Красной армии под Сталинградом, 21 февраля 1943 г. правительство Испании, которое возглавлял, как известно, сам Франко, будучи одновременно и главой государства, направило послу Великобритании С. Хору меморандум, в котором говорилось: «Наша тревога в связи с русским наступлением разделяется не только нейтральными государствами, но и всеми людьми в Европе, которые не утратили чувства опасности. Коммунизм и является той чудовищной опасностью для мира, особенно сейчас, когда он опирается на победоносные армии великой державы. Все, кто не ослеп, должен проснуться…

Если Россия выйдет победительницей в войне, мы убеждены, что сама Англия присоединится к нам… Мы, которые не вступили и не хотим вступать в войну, можем видеть события с большей беспристрастностью. Если ход войны не претерпит изменения, очевидно, что русские войска глубоко проникнут на территорию Германии. Если это произойдет, не будет ли огромной опасностью для континента и самой Англии советизированная Германия, которая предоставит России свои секреты и военное производство, своих инженеров, своих техников и специалистов, обеспечив создание фантастической империи, от Атлантики до Тихого океана… Кто в центре Европы, в этой мозаике наций и рас, без твердости и единства, обескровленной войной и истощенной оккупацией, может сдерживать амбиции Сталина? Очевидно, никто»[226].

В своем ответе 25 февраля Хор постарался успокоить правительство Испании: «Есть ли хоть одна нация, способная доминировать в Европе после войны? Россия в ближайшее время будет нуждаться в масштабном восстановлении и будет зависеть от поставок и помощи Британской империи и США. Кроме того, война не будет выиграна так, чтобы одна из держав преобладала над всеми. Военные усилия будут общими и победа будет делом всех союзников.

Возможная ситуация по окончании войны будет следующая: великие армии американцев и англичан займут Европейский континент. Наши армии будут снабжены лучшим вооружением всех классов. Они будут сформированы свежими силами, а не истрепанными и усталыми, как русская армия… Я не принимаю тезис о существовании русской опасности для Европы в послевоенное время. Я не могу также согласиться с тем, что Россия после окончания войны устремится к собственной антиевропейской политике»[227].

Эти документы Главное управление внешней политики испанского МИД передало директору департамента американской политики того же МИД пять лет спустя, 11 марта 1948 г. То было время, когда Испания активно боролась против режима изоляции. В мире уже ощущалось дыхание «холодной войны». Кто был прав в своем прогнозе? В Мадриде полагали, что Испания, иначе говоря, правительство, возглавляемое Франко.

16 апреля 1943 г. посол в Париже X. Лекерика приложил к своему очередному посланию обзор прессы, посвященной декларации М. Литвинова, посла СССР в Вашингтоне, в связи с вручением им верительных грамот в Гаване в качестве посланника, заявившего, что «Россия рассматривает себя в состоянии войны с Испанией». То же самое сообщил и генконсул в Стамбуле А. Гильон. Ссылаясь на прессу Гаваны, он доносил, что посол Литвинов заявил журналистам, что «СССР реально находится в состоянии войны с Испанией, т. к. эта страна послала армейскую дивизию, которая вторглась в Россию»[228].

Вряд ли это заявление было инициативой самого Литвинова — полномочия посланника не допускали этого. Скорее всего это был тот аргумент, который мог побудить Мадрид совершить то, на чем уже давно настаивали С. Хор и К. Хейс: вывод «голубой дивизии».

30 апреля 1943 г., в полдень, в бывшем королевском дворце Франко принимал верительные грамоты от нового германского посла Генриха Дикгофа.

Прием проходил, как заметил Дикгоф, «с принятой здесь кастильско-африканской помпой». Глава государства, как всегда, начал с послом длительный разговор. Кроме посла и Франко присутствовал Хордана, который ни разу не вмешался в беседу. Говорил только Франко. По своему обыкновению, в начале беседы Франко «подчеркнул общую установку борьбы против большевизма и подробно говорил о грандиозной борьбе Германии на Восточном фронте». Замечание посла об активном участии «голубой дивизии» Франко принял с заметным удовлетворением. Однако при анализе внешних событий пессимистические воззрения главы испанского государства отчетливо дали о себе знать: «Бросалось в глаза, что каудильо, очевидно, не совсем верит в возможность полного разгрома Советов; он неоднократно говорил об огромных пространствах и о массе людей, и вообще в его рассуждениях нельзя было не слышать скептической ноты. Характерно его неоднократное подчеркивание того, что силы обеих воюющих сторон находятся приблизительно в равновесии и что касается наших противников, то надо считаться даже с возрастанием их силы». Франко, по словам Дикгофа, «не видит, каким образом могут быть сокрушены Англия и Америка». Присутствие крупных английских и американских сил в Северной Африке и в Средиземном море, по мнению посла, способствовало «усилению имеющейся уже осторожности» и даже «боязливости» каудильо[229].