Мой мужчина - Джоанна Линдсей

На сей раз речь шла не только о поцелуях. Чад решил зайти еще дальше, потому что рука его лежала на ее груди и жар ладони давал понять, что он прикасается прямо к ее коже. Мэриан приподняла голову. Так и есть, ее блузка расстегнута!

Первой и самой естественной реакцией стал страх быть застигнутой в полураздетом виде в объятиях мужчины. До сих пор Мэриан не приходилось раздеваться нигде, кроме как в полном уединении своей комнаты.

— А если кто-нибудь войдет?..

— Ну и пусть входит! — был ответ. — Подумаешь!

Будь у нее возможность все как следует обдумать, она, быть может, и сделала бы попытку высвободиться — кто знает? Но рука двигалась, лаская грудь, это было так упоительно, что Мэриан скорее запротестовала бы, если бы ласка прекратилась. Да и кто может войти на конюшню в такой час, если все на пастбищах, а дежурный болен? В любом случае нет смысла тревожиться о том, чего еще не случилось. Вот случится, тогда и можно будет впасть в панику. Губы снова слились. На этот раз Мэриан обвила руками шею Чада, безмолвно соглашаясь на все, что придет ему в голову. Поцелуй стал более жадным, всепоглощающим. Просто удивительно, как это влияло на способность рассуждать. Это было нечто гораздо большее, чем весь ее скромный опыт.

Между тем ласки тоже стали смелее, в них появилось что-то требовательное, даже грубое. Казалось, Чад настолько захвачен страстью, что уже не властен над собой. Ну и что тут странного? Она не владеет собой с самых первых минут!

Губы продвинулись ниже и резко, жадно прильнули к выемке шеи. Это воспламеняло так, что хотелось, оплести его руками и ногами, стиснуть так, чтобы у него захватило дух. Еще ниже — на грудь! Конечно, губы его не были так горячи, как казалось, но ощущение было буквально обжигающее.

Ощущения нарастали, сливались, пока не превратились в одно чувство томительного, дурманящего желания. Лишь смутно Мэриан угадывала, что рука движется, дергая юбку-брюки, пытаясь стянуть ее с ног. Ничего не вышло, и рука нырнула под складки «подола».

— Надо бы издать закон против таких дурацких нарядов! — проворчал Чад, обнаружив, что складки собраны вокруг ног.

Внезапно Мэриан стало так смешно, что она не выдержала и засмеялась:

— Что ты делаешь? Хочешь лишить меня доброй половины костюма для верховой езды? — поддразнила она. — Интересно зачем?

— Подумай, отгадай. У тебя богатое воображение.

— Но это сено.., оно колется!

— А ты вообрази, что лежишь на шелковых простынях.

— Да? Сам воображай, а мне колко!

Чад расхохотался, перекатился на спину и усадил Мэриан сверху. Блузка была ловко сдернута и расстелена рядом на сене, за ней, довершая импровизированную постель, последовала сорочка. Стягивая ее через голову Мэриан, Чад зацепил и сдвинул очки. Она по привычке поправила их.

Заметив это, он потянулся к ним, но она отклонилась так, чтобы он не дотянулся.

— Сними их!

— Нет.

Чад нахмурился, вид полуобнаженного тела Мэриан отвлек его. Теперь ему было много удобнее ласкать ее. Когда его ладони накрыли ее груди, Мэриан со стоном запрокинула голову. Там, где тела соприкасались, становилось все жарче. Это ощущалось даже через одежду.

— Приподнимись!

Смутное чувство протеста при мысли о том, что это положит конец сладостным ощущениям, заставило Мэриан отрицательно покачать головой, но когда Чад повторил приказ, она повиновалась. Стоя на коленях расставленных ног, она впервые ощутила, что дрожит всем телом. При виде того, как Чад вытягивает из брюк полы расстегнутой рубашки, ноги у нее чуть было не подкосились окончательно.

— Распусти волосы!

На этот раз она подчинилась без колебаний: вынула заколки, тряхнула головой и ощутила, как масса волос щекотно соскальзывает по плечам и спине к талии.

— Я знал, что это будет чудесная картина. Вот что, милая, больше никаких узлов! Если еще раз увижу твои волосы так беспощадно закрученными, заброшу подальше все заколки.

Мэриан невольно улыбнулась, вообразив себе, как Чад под покровом ночи пробирается к ней в спальню, чтобы похитить заколки. Она просыпается, он забывает обо всем и…

— Расстегни этот мешок и давай наконец от него избавимся!

Поскольку сам он в этот момент расстегивал брюки, Мэриан не сумела вникнуть в смысл сказанного и лишь немного погодя сообразила, что речь идет о ее юбке. Дрожащими пальцами она принялась бороться со сложной застежкой. Когда та уступила, Чад рывком сдернул юбку к коленям.

— Встань!

Она, шатаясь, поднялась. Дернув юбку ниже, он прижался щекой к ее животу и с минуту оставался в этой позе, поглаживая ноги под коленями. Затем ладони оказались на ягодицах, а когда снова двинулись вниз, то потянули за собой панталоны.

Хотя воздух на конюшне был неподвижным и теплым, на миг Мэриан ощутила прохладу. Только на миг. Горячее дыхание овевало живот, горячие ладони лежали на ягодицах, горячая грудь прижималась к ногам. Когда Чад приподнял ей левую ногу, чтобы полностью освободить от одежды, она зарылась пальцами в его волосы, чтобы еще раз ощутить их неожиданную мягкость. Помнилось, что сделать это хотелось уже с первой встречи.

Когда настала очередь правой ноги, Мэриан потеряла равновесие. Видя, что она падает, Чад мягко подтолкнул ее в сторону одежды. Она повалилась туда навзничь.

— Ну как, похоже на шелковые простыни? — спросил он, склоняясь над ней.

Она хотела ответить: да, в точности. Она согласилась бы со всем, что ему вздумалось утверждать, если бы голос не отказал. С ласковой улыбкой Чад выглядел таким по-мальчишески непосредственным, таким красивым, что желание так и вскипело в крови. Должно быть, это было заметно, потому что он сразу посерьезнел.

Мэриан закрыла глаза. Губы вернулись, руки тоже, удивительно ласковые руки, которые были теперь там, где еще не успели побывать. Она не протестовала, что бы Чад ни делал, просто принимала наслаждение, которое он дарил, упиваясь каждым отдельно взятым моментом, каждым оттенком ощущений, чтобы потом лелеять их в памяти. Но все было слишком новым и происходило слишком быстро, единственное, что можно было запомнить, — это жар тел, непреходящее изумление и желание, желание без границ.

— Я с ними разберусь, а ты одевайся и беги домой, — сказал он Мэриан. — Поговорим потом.

Потом? Потом она разве что пристрелит его — конечно, если к тому времени успеет взять уроки стрельбы.

Не требовалось и просить, чтобы Лонни молчал о том, что увидел на конюшне: его широкая ухмылка ясно говорила о том, что у него их тайна — как в сейфе. Отослав больного назад в постель, Чад отвел своего помощника в угол между конюшней и домиком ковбоев.

— Как ты здесь оказался?

— По той же причине, по какой и ты.., хотя что это я? Видно, что у нас были разные причины! — Лонни хихикнул.