SPQR. История Древнего Рима - Мэри Бирд

Римляне того времени воспринимали свою экспансию больше как повод изменить отношения с соседними народами, чем как способ получить контроль над новой территорией. Безусловно, растущая мощь Рима преобразила пейзаж Италии. Мало что с такой очевидностью демонстрировало перемены, как новая качественная римская дорога, стрелой прорезавшая пустые поля, или разделенные на участки между новыми поселенцами аннексированные земли. Нам удобно измерять власть Рима в терминах географических площадей, в то время как господство римлян было связано с людьми, а не с землями. По Ливию, отношения, которые Рим выстроил с народами Италии, как раз и определили динамику ранней римской экспансии.

Римляне налагали единое обязательство на все сообщества, попавшие под контроль: поставлять войска для римской армии. Похоже, для народов, потерпевших поражение и вынужденных или приглашенных войти в союз с римлянами, существовало одно неизменное обязательство: поставлять и содержать солдат. Рим не подавлял покоренные народы. Не вводились оккупационные войска, не навязывалось марионеточное правительство. Невозможно сказать, почему была выбрана именно такая форма контроля. Маловероятно, чтобы римляне использовали какую-либо продуманную хитроумную стратегию в этом направлении. Такой налог ненавязчиво обозначал римское господство, не требуя от римлян больших затрат на управление в виде новых структур и дополнительных людских ресурсов. Войсками, которые поставлялись союзниками, их подготовкой, вооружением и частично командованием занимались люди «на местах». Налогообложение в любой другой форме оказалось бы гораздо более трудозатратно для римлян. Прямой контроль над побежденными народами стал бы делом еще более хлопотным.

Последствия таких решений оказались поистине революционными, хотя этого, вероятно, римляне изначально не планировали. Подобная система «альянсов» стала эффективным механизмом, превращающим вчерашних врагов Рима в деталь растущей военной машины. В то же время союзники получали акции в успешном предприятии, разделяя трофеи и славу с римлянами в случае побед. Однажды стартовав, успешность римских военных кампаний сама себя поддерживала уникальным для античного города образом. Надо учесть, что единственным фактором, обеспечивающим победу в те времена, была потенциальная численность личного состава, а не тактика, вооружение, умения или мотивация. К концу IV в. до н. э. римляне располагали почти полумиллионом «резервистов» (для сравнения: в армии Александра Македонского было около 50 000 солдат во время его восточных походов; у персов во время вторжения в Грецию в 481 г. до н. э. – не более 100 000). Это делало римлян непобедимыми в Италии: они могли проиграть битву, но не войну. Или, как выразился римский поэт Гай Луцилий в 130-х гг. до н. э.: «Часто римляне в сраженьях были побеждаемы, но ни разу – в целых войнах; ну, а это главное».[16] Отношения, которые Рим налаживал со своими соседями, имели, однако, далеко идущие последствия. Союзники, которые должны были только поставлять живую силу, представляли самую многочисленную, но не единственную категорию. На некоторые сообщества в центральной Италии римляне распространили римское гражданство, причем иногда полное, включая право голосовать и баллотироваться на выборах, сохраняя при этом гражданство и своего города, или же «гражданство без права голоса» (cives sine suffragio). Были люди, проживавшие на захваченных территориях в колониях (coloniae), которые не надо сравнивать с современным понятием «колонии». Это были новые (или разросшиеся) города со смешанным населением, как правило, из местных народностей и переселенцев из Рима. Статусом полного римского гражданства обладали немногие. У большинства были так называемые латинские права. Это не было гражданством как таковым, скорее это был пакет прав, которым обладали латинские города с незапамятных времен. Позднее эти права были более точно сформулированы как право вступать в брак с римскими гражданами, право на заключение сделок с римлянами, на свободное перемещение и т. д. Обладатели латинских прав занимали промежуточное положение между полными римскими гражданами и иностранцами, или hostis.

Загадкой остается, откуда взялась такая сложная мозаика статусов. Римские авторы I в. до н. э., и вслед за ними современные специалисты в области права склонны считать ее частью мудреной, до мелочей продуманной системы гражданских прав и обязанностей. Но скорее всего, такое мнение – плод позднейшего обоснования правоведов. Маловероятно, чтобы римляне IV в. до н. э. проводили жаркие дискуссии о конкретных последствиях введения статуса cives sine suffragio или о подробностях привилегий, полагавшихся жителям «латинских» колоний. Более правдоподобно, что новые отношения с разными народами внешнего мира выстраивались на основе импровизаций, с использованием или приспосабливанием уже существовавших, примитивных категорий гражданства и этнической принадлежности.

Последствия вновь оказались революционными. Римляне, распространяя гражданство на людей, которые никогда не имели прямого отношения к городу Риму, разрушали вековую жесткую связь между понятиями «быть гражданином» и «быть жителем» конкретного города, которая казалась сама собой разумевшейся для людей классической эпохи. Был запущен беспрецедентный процесс, в результате которого появилась возможность не только стать римлянином, но и быть гражданином одновременно двух городов: своего родного и Рима. Создание новых латинских колоний по всей Италии изменило значение слова «латинский», этническая принадлежность была заменена на политический статус, не связанный с национальностью или территорией. Все это подготовило почву для выработки модели гражданства и «приобщенности», которая легла в основу римских идей о принципах управления страной, политических правах, национальной принадлежности и государственности. Эта модель быстро распространилась на соседние территории и послужила фундаментом для Римской империи.

Нет более яркого символа изменений отношений Рима с окружающим миром, чем возведенная в начале IV в. до н. э. огромная стена вокруг города. Построенная после ухода галлов, она имела периметр 11 км и толщину, достигавшую в некоторых местах 4 м. Это одновременно был и гигантский строительный проект (по одним подсчетам, трудозатраты составили 5 млн человеко-часов), и горделивая заявка на выдающееся положение в мире. Античные историки, поддерживаемые современными исследователями, не сомневались в том, что именно в это время Рим развивает военную активность вне круга ближайших соседей. Нет сомнений также и в том, что, однажды начавшись, экспансия подпитывалась силами все новых народов, вступавших в союз с победоносным Римом.

Но что являлось первопричиной изменений – вопрос непростой. Что произошло в IV в. до н. э., что подняло военную активность римлян на новую ступень? Ни один античный автор не отважился ответить на этот вопрос, не считая сомнительной идеи: мол, семя господства над миром каким-то образом упало в подходящую почву. Не исключено, что после вторжения галлов римляне, страшась вновь оказаться в подобной ловушке, предпочли на будущее вынужденной самозащите превентивную агрессию. Возможно также, что несколько случайных побед на региональном уровне, позволивших получить приток живой силы от новых союзников, запустили механизм дальнейших завоеваний. Так или иначе, не последнюю роль могли сыграть кардинальные изменения во внутренней политике Рима.