Дети Капища - Ян Валетов

Когда Иван Павлович добрался до премьерского кресла, на Базилевича открыли штук пять уголовных дел и прокатили с депутатством на выборах, да так ловко, что никто и не понял, как это было сделано.

Ранним утром несколько опергрупп выехало по киевским адресам опального Базилевича… Но не тут-то было! Проявив завидный ум и дальновидность, Антон Тарасович тем же днем внезапно обнаружился в Лондоне, хотя, по сведениям пограничников, из Украины не вылетал.

Лондон – город с революционным прошлым, и поездку туда можно, правда с натяжкой, считать путешествием по ленинским местам. Базилевич бродил по шумным улочкам Soho и Theatre Place, посиживал в прокуренных до черноты пабах делового центра и, по рассказам, прямо там, за кружечкой «Гиннеса», писал в Верховную Раду трогательные письма с сенсационными разоблачениями. Англичане делали вид, что Базилевича вроде как и нет в Британии, а украинцы усиленно делали вид, что Базилевича разыскивают по всему миру. Мир, конечно, был велик…

Разыскивать человека, живущего в пригороде Лондона, где дом за миллион фунтов считался подобием курятника, при желании можно бесконечно долго. Для того чтобы облегчить работу рыцарям правосудия, Антон Тарасович давал газетчикам и телевидению по несколько интервью в неделю, но рьяные правоохранители этого упорно не замечали.

После внезапного и скорого падения Ивана Павловича с высот государственной власти в американскую иммиграционную тюрьму, которое стремительностью своей сделало бы честь любому пикирующему бомбардировщику, уголовные дела на Базилевича рассыпались, но не из-за отсутствия состава преступления, а, скорее, за ненадобностью. Но опальный бывший депутат возвращаться на покинутую в спешке родину не спешил. С тяжкой долей эмигранта он сжился, а от родимого бедлама уже отвык.

Быть лидером оппозиции особенно привлекательно, если ты в Лондоне, а не за решеткой. Антон Тарасович этот тезис усвоил быстро.

Его личный конфликт с попавшим на комфортабельные нары экс-премьером, возникший на почве столкновения бизнес-интересов, быстро забылся. Сам Антон Тарасович всегда и везде заявлял, что бежал с Украины от политических репрессий.

Теперь Базилевич был чуть ли не правительством в изгнании – вечным оппозиционером, ни дня не состоявшим в оппозиции, и политическим эмигрантом, хотя возвращению его в родные пенаты после шумного фиаско премьер-министра Кононенко ровным счетом ничего не мешало.

Депутаты, обиженные властью при распределении материальных благ, ездили к нему, словно паломники в Мекку – испить от светлого источника украинского свободомыслия и с новыми силами вступить в борьбу за денежные знаки.

Сергеев допил кофе и с удовольствием закурил.

Сам факт того, что на пленке были Блинов и Базилевич, не значил ровным счетом ничего. О том, что именно Базилевич организовывал оружейную сделку Блинова, Михаил знал и без записи. Что тогда? Посмотрим. Стандартный гостиничный люкс. Похоже на «Хилтон». Хотя «Хилтон» для Блинова не тот понт. «Хилтон» – ночлежка для бедных. Но это не английский отель – точно. Сергеев еще раз посмотрел на стоп-кадр.

План был взят чуть сверху. Объектив камеры находился в каком-то предмете, висящем на стене – например, в раме обязательной для гостиницы настенной картины.

Лицо Блинова было видно превосходно, лицо Базилевича – тоже, хоть портрет рисуй.

А еще… В кадре была видна электрическая розетка – обычная европейская розетка под европейский же разъем, а не под массивный тройной английский.

«Гостиница. Пять звезд. Европа. И пока – все».

Сергеев, не торопясь, промотал несколько планов в режиме покадрового просмотра. Привязок и зацепок больше не было.

«Ну что ж, будем двигаться дальше».

– Ты только не пи…ди! – сказал Блинов весело.

Звук был записан качественно. Полное впечатление, что этот жизнерадостный колобок вкатился в сергеевскую квартиру прямо сейчас. – А то каждый раз слышу, как тебя тянет на родину, и не могу сдержать скупую мужскую слезу.

– Хорошо тебе говорить! А я тут сижу у черта на куличках, пока вы там все занимаетесь своими делами.

Базилевича по голосу Михаил не знал. Слышал пару раз по телевидению, но быть экспертом, тот это голос или не тот, Сергеев бы не взялся…

– Ты тут тоже занимаешься своими делами, Тоша! Не государственными. Так что оставь слезы для барышень. И для почитателей с почитательницами!

Блинов был весел, элегантен, зол и слегка безжалостен. Так может вести себя человек, стоящий на полступеньки выше собеседника. Хоть на самую малость, но выше.

– Выпьешь? – спросил Базилевич.

– Ты наливай, не спрашивай… Летели маушным самолетом, кормят говном, поят говном и еще мало этого самого говна дают! И самолет у них – говно! За что столько бабок берут?

– Летел бы через Франкфурт, с австрияками…

– Отож! – сказал Блинчик, принимая в руки стакан с виски. – Ждать не хотелось. И стыковка неудобная получалась. Долетел – и порядок! Ладно! За нас!

– За нас! – поддержал тост Базилевич и уселся напротив Владимира Анатольевича, в такое же глубокое кресло.

Картинка, снятая скрытой камерой, должна была бы называться «Лорды на рауте», но что-то не складывалось: кресла в кадре были настоящие, а вот лорды…

– Ну? – хмыкнул Блинов, отпив из стакана несколько глотков. – Новости есть?

– Разумеется, – ответил Антон Тарасович и сделал многозначительную паузу. – Ты что, забыл с кем имеешь дело?

Ответ Базилевича был полон пафоса, словно оскорбленная невинность торжествовала над поверженной злой силой и он об этом громогласно объявил публике. Причем, что особо удивляло, наигрыша в этом не было ровным счетом никакого. Вполне такой естественный пафос, правда не подходящий к ситуации.

Выражение лица у Блинчика стало такое, словно он, сунув руку в собственный карман, обнаружил там свежее собачье дерьмо. Нехорошее, надо сказать, стало у него выражение лица.

– Тоша, – сказал Блинов с искренней болью в голосе. – Ну почему ты так от себя тащишься? Что за мудацкая привычка тянуть кота за яйца? Я что, сюда прилетел смотреть, как ты выстебываешься, изображая, блядь, европейца? Я же тебя ясно спросил – новости есть? Да ты мне должен был еще в аэропорту, у трапа докладывать… С почетным караулом меня встретить и красной ковровой дорожкой! Ты, блядь, ничего не забыл?!

Тот, кто монтировал пленку, был, конечно, не Дзефирелли или Кубрик, но основы кинодела знал твердо.

Три камеры под разными углами снимали собеседников непрерывно, неизвестный режиссер давал звук сплошным куском, а планы перебивал мастерски, давая возможность зрителю видеть мимику обоих говорящих.

Базилевич внешне оставался спокоен и на хамство Блинчика не ответил, но стакан в его руке чуть не разлетелся на части, на тыльной стороне ладони проступили сухожилия и вены и на щеке то появлялся, то исчезал желвак.