Дети Капища - Ян Валетов

Но Чичо был здоров, как буйвол, и крови в нем было литров семь, не меньше. Сергеев видел, что мулат медленно, как во сне, встает и тянется одной рукой к столу, на котором разложены его любимые инструменты. Например, длинное шило на деревянной рукояти. И ржавые скальпели. Он был страшен – с выкатившимися из орбит, белыми, словно сваренные вкрутую и очищенные яйца, глазами, в дымящейся, прожженной рубахе, залитой кровью. Михаил понимал, что, дотянись Чичо до чего-нибудь острого, и даже в агонии он, как раздавленная оса, будет вонзать свое жало в их тела, но не испугался. Он разучился пугаться. Сергеев ударил всем телом в стоящий рядом табурет и, словно клюшкой, запустил его под ноги мулату. Ослепленный болью Чичо споткнулся и рухнул виском точно на угол стола. Он умер еще до того, как тело упало на землю. Кручинина стошнило еще раз, и он со свистом и хлюпаньем втянул в себя воздух, тут же зайдясь страшным, разрывающим внутренности кашлем.

Голова Чичо воткнулась в пыль на полу в тридцати сантиметрах от лица Сергеева. Из рваной раны на шее продолжала бить кровь – толчками, синхронно с затихающими ударами сердца. Изо рта палача свисал откушенный кусок языка, напоминая лопнувшую говяжью сосиску. По телу мертвого пробежала крупная дрожь, ноздри широкого носа раздулись, выбросив струйки крови и зловоние последнего дыхания – воздушный розовый пузырь выполз из ноздри и лопнул. Сергееву показалось, что с оглушительным звуком.

Михаил понял, что его сейчас стошнит, и закрыл глаза.

Тогда он думал, что Кручинин, грызущий горло их мучителю, будет сниться ему каждую ночь. Но человеку в состоянии аффекта свойственно преувеличивать. Этого не случилось, хотя еще много лет при одном воспоминании о той схватке в темном и сыром подвале во рту у Сергеева появлялся горький привкус желудочного сока.

Они лежали в пыли, Сашка плакал, всхлипывая, а за окном пронзительно орал попугай и звенели крыльями огромные зеленые мухи, летящие из сада на запах, как на праздник.

Дальше были двое убитых охранников, еще один топтун, стороживший ворота в дальнем конце усадьбы, которому Михаил свернул шею, словно цыпленку. Тяжелый пороховой дым, ствол, обжигающий руки. Висящий у него на плече, посеченный осколками гранаты Кручинин. И боль в раздробленном колене, даже не боль – жуткий, пульсирующий ужас, становящийся все сильнее с каждым шагом. Пылающий «газик» с убитыми кубинскими гебешниками…

Но сейчас Сергеев не об этом думал. Остановив кадр со взятым камерой крупным планом лицом Базилевича, он внезапно понял, что Блинчик, которого он до сей поры полагал превосходным психологом-интуитивистом, на самом деле слеп, как крот. Только слепой мог не видеть, что своей жаждой унижать и властвовать Владимир Анатольевич не просто плодит себе врагов, а еще и придает им чудовищную силу оскорбленного самолюбия.

Или слепой, или глупец. Но Блинов же не был ни тем, ни другим – просто власть сделала его беспечно самоуверенным. А от этого состояния до смерти даже не полшага – один вздох. Никого и никогда нельзя подводить к самому краю. Блинову надо было бы спросить об этом у Чичо, уж он знал это наверняка.

Сергеев закурил и опять пустил пленку вперед.

«Интересно, когда делалась запись? До стрельбы на трассе и в госпитале или после? Если до, то тогда Базилевич должен быть подозреваемым номер один. Если же после, то надо быть начеку теперь. В любом случае надо искать не только тех, кому Блинов сорвал многомиллионную сделку, но и тех, по кому он вот так же потоптался. Судя по пленке, после смерти к могиле Блинова встанет очередь, как в мавзолей. Для того чтобы плюнуть на могилу, естественно».

– Оставь в покое мою жену, Вова, – прошипел Базилевич, дергая лицом. – Не твоего это ума дело, кого я трахаю…

По мнению Сергеева, Блинову лучше было бы спасовать и попытаться сгладить момент, но он не спасовал.

– Да хоть Элтона Джона трахай, – губы Блинчика презрительно скривились, – дело твое, но тогда, когда ты платишь бабки! А бабки плачу я! Так что ты в коллеги мне не навязывайся, а делай свою работу, Тошенька! Делай, как я тебе говорю, не иначе! Потому что перед «папой» тебя защищаю я, объясняю ему, что ты у нас карманная оппозиция, удобная и максимально удаленная! Что ты есть, что нет тебя – не разберешь, но вроде бы есть демократическое потявкивание из-за Ла-Манша, и отличненько. На хер нам настоящая оппозиция, когда у нас для галочки есть ты в изгнании? Но если ты меня достанешь, то твой дружелюбный лай запихнут тебе же в глотку, будь уверен. Всосал, дружок? Или повторить?

Базилевич молчал.

– Ну вот… – удовлетворенно протянул Блинов, доставая из хьюмидора, стоящего на столе, сигару. – И договорились. Замнем для ясности. И вернемся к нашим баранам.

«М-да… – подумал Сергеев, – наверное, хорошо получить от Блинова предложение о сотрудничестве. Просто здорово. Сколько он мне там пообещал? Миллион? Два? Надо будет предупредить друга детства, что у военных строителей очень неважно с нервной системой. Она у них издергана и расшатана, и если вдруг кто-то решает, что им можно хамить безнаказанно, то с ним может случиться все что угодно».

Базилевич на экране выглядел совсем неважно, желание вцепиться Блинову в глотку лезло из него, как дрожжевое тесто из выварки – через верх.

– Значит, так, – сказал Блинов, раскуривая сигару, – внимательно слушай, что надо сделать…

Огонек массивной золотой зажигалки лизал коричневое тело сигары, ее кончик уже курился дымком. Владимир Анатольевич делал вид, что не замечает полных ненависти взглядов Антона Тарасовича. Или не делал? Во всяком случае никаких внешних признаков озабоченности Блинов не выказывал.

– Пусть Кузя проработает несколько вариантов доставки, – продолжил он.

И тут справившийся с эмоциями Базилевич подал голос:

– Уже проработали. Один маршрут – через Суэц. Второй – с выходом в Атлантику и перегрузом в океане.

– Что проработали – это хорошо, – неожиданно доброжелательно отреагировал Блинчик. – Сколько контейнеров на каждую станцию?

– Если не устраивать комедии с тягачами – два двадцатифутовых. Но проблема в том, что это глубокая разборка…

Блинов цыкнул зубом от неудовольствия.

Михаил был готов поклясться, что Антон Тарасович этого звука натурально испугался, как выступающий на арене зверь вздрагивает от щелчка кнута.

– Кузя предполагает все делать в Ливии… – торопливо прибавил Базилевич.

Блинов покивал и спросил.

– Твоя идея?

– Наша, – сказал Базилевич.

Еще чуть-чуть и Антон Тарасович потупил бы глаза и принялся ковырять холеным пальчиком кожаный подлокотник кресла.

«Как скромен, – подумал Сергеев. – Неужто?»

– Ну и? – Владимир Анатольевич вопросительно поднял брови.

– Там есть наши старые ремонтно-технические базы для обслуживания зенитных ракетных комплексов. И для СКАДов. Вполне можно наладить сборку и установить оборудование на шасси.