Почти нормальная семья - Маттиас Эдвардссон

Когда мы снова вышли на тротуар, Ульрика предложила пробежаться по магазинам:

– Мне нужен новый шарф. Это займет не более получаса.

– Мне эта идея не нравится, – ответил я.

– А что такое?

– Мне не нравится, как на нас смотрят.

– Я быстро, – пообещала она.

Ворча себе под нос, я последовал за ней в «Оленс», протискиваясь вперед с опущенной головой и кругами пота под мышками. Я все время старался держаться поближе к Ульрике. Когда мы наконец вышли наружу, я положил двадцатку в кружку женщине, мерзнущей у входа. Она стала молить Бога, чтобы он благословил меня.

– Давай быстренько заглянем в «H & M»? – предложила Ульрика.

– Только не туда! Это немыслимо.

– Ну и пусть смотрят.

– Но они могут начать спрашивать. Сотрудники.

Она взглянула на меня и провела рукой по моему локтю:

– Скоро все это закончится. Мы уедем отсюда…

Собрав волю в кулак, я вошел следом за женой в душное помещение «H & M» и поднялся по лестнице. Увидев девушку-сотрудницу, я тут же свернул в отдел мужской одежды и ушел в самый дальний конец магазина. Повернувшись спиной ко всему миру, я подергал несколько рубашек и встал так близко к вращающейся вешалке, что в носу защекотало от запаха новой одежды.

Прошло несколько минут, а я все стоял, прижатый к полосатым футболкам. Когда же Ульрика закончит? Я сделал шаг в сторону, ища ее глазами.

– Адам?

Крошечная оплошность – и она тут же налетела на меня. Я узнал звонкий голос, характерную интонацию в духе Бетти Буп. Хотя, конечно же, если мне неизбежно придется поговорить с кем-то из сотрудников «H & M», то я выбрал бы Бениту.

– Привет! – сказала она, глядя на меня одновременно с участием и восторгом.

– Здравствуй, – со сдержанным вздохом ответил я.

Бенита была ровесница Стеллы и начала работать в магазине примерно в то же время. Пару раз она приходила к нам домой, и мне она понравилась. Умная и веселая девушка, мечтавшая стать певицей. Полушутя-полусерьезно мы говорили о том, что ей надо написать в телепрограмму «Кумир».

Бенита раскинула руки в тот момент, когда я отступил назад, так что получились какие-то странные полуобъятия.

– Я все время думаю о вас, – сказала она. – Как она там?

Я огляделся. Вокруг все было спокойно, никто не подслушивал наш разговор.

– Это полное безумие, – проговорил я. – Все указывает на то, что она невиновна, однако прокурор отказывается ее отпускать. Все это почти заставило меня потерять доверие к нашей правоохранительной системе.

– Прекрасно понимаю, – кивнула Бенита. – Прошлым летом моего кузена посадили в изолятор только за то, что он был знаком с парнем, который кого-то застрелил.

Я кивнул, но ничего не сказал. Я не понимал, какое все это имеет отношение к Стелле.

– Ужасно жаль, что она не может больше у нас работать. Но ясное дело, начальство тоже можно понять. Многих покупателей это могло бы отпугнуть, если бы они узнали Стеллу, – это стало бы антирекламой.

– Подожди. Что ты имеешь в виду? Так ее выгнали с работы?

Бенита прижала ладонь ко рту:

– Я думала, она рассказала. Малин написала ей несколько дней назад.

– Стелла сидит в изоляторе с запретом контактов. Ей разрешено общаться только со своим адвокатом.

Бенита оглянулась через плечо.

– Я… – пробормотала она и указала на кассы. – В любом случае передавайте привет Стелле. То есть я хотела сказать… Надеюсь, что все образуется.

– Все в порядке, – проговорил я, желая пощадить ее чувства.

По пути к лестнице я ни разу не поднял глаз. Ульрику я не увидел. На полпути вниз мне пришлось схватиться за перила. Воздух стал невыносимо удушлив, в глазах у меня двоилось. Пошатываясь, я преодолел последние ступеньки. Вокруг меня звучали голоса, однако все смешивалось в единый гул. Чья-то рука коснулась моего локтя, но я стряхнул ее, протиснулся между вешалок к выходу и пересек улицу под гудение машин. Перед витриной туристического бюро я наклонился вперед и стал глубоко дышать, уверенный, что меня вот-вот вырвет.

Почти бегом я спускался по улице Стура-Сёдергатан. У меня было срочное дело, не терпящее отлагательств.

Мне необходимо было внести ясность в случившееся. Неужели Линда Лукинд солгала по поводу избиений и тирании Кристофера Ольсена? Тогда почему она по-прежнему придерживается этой лжи и теперь, когда Ольсен мертв? И зачем на полицейском допросе она утверждала, что смешивает реальность с видениями и фантазиями? Что-то тут не сходилось.

После моего прошлого визита я пребывал в убеждении, что Линда что-то скрывает, однако многое в ее словах было мне хорошо знакомо из опыта других женщин, подвергшихся домашнему насилию.

Я не верил в то, что Линда Лукинд не в состоянии отличить сны от реальности. Может быть, она все это выдумала, заметив, что полиция не принимает ее обвинения всерьез? И вместо этого решила сама разобраться с Крисом Ольсеном? Маловероятно, чтобы она отпустила его просто так после всего, что он с ней сделал.

Но почему она назвала имя Стеллы? Знает ли она что-нибудь о Стелле или просто прочла кучу домыслов в Сети?

Вопросы роились в голове. Мною владела острая потребность разобраться. Ждать я не мог.

Я делал только то, что мне полагалось, – так поступил бы в моей ситуации любой отец семейства.

У подъезда на Тульгатан я остановился, чтобы перевести дух. Не помню точно, как я проник в подъезд, но, тяжело поднимаясь по лестнице, я мысленно молился.

Мой Бог справедлив и милосерден.

Я знал, что поступаю правильно. Распавшаяся семья не может устоять. Тот, кто не заботится о своей семье, забыл свою веру.

Линда Лукинд отперла дверь, оставив ее на цепочке, и просунула нос в образовавшуюся щелочку:

– Опять вы?

Взгляд затрепетал в полумраке лестницы.

– Можно мне войти? У меня всего несколько вопросов, на которые мне очень важно получить ответ.

Она оглядела меня, нахмурив брови.

– Подождите, – сказала она и закрыла дверь.

Я ожидал, что она сейчас снимет цепочку, но секунда проходила за секундой, и ничего не происходило. Я стоял, уставившись в безмолвную закрытую дверь. Она вообще не собирается меня пускать? Терпеливо подождав пару минут, я снова нажал на звонок.

Вскоре я услышал за дверью ее шаги. Снова стало тихо. Я окликнул ее по имени, и наконец она отперла дверь:

– Простите, что так долго. Просто мне пришлось… Проходите.

Я повесил пальто и наклонился, чтобы развязать ботинки. Уголком глаза я посмотрел на полку для обуви.