Охота - Кирилл Цыбульский

и закинуть что-нибудь в желудок. Никто не заметит его появления, как это было всегда.

Ночь рассеивалась, когда призрак в белом халате заглянул в окно первого этажа. Оно до сих пор приоткрыто, оказаться внутри не составит труда. Подтянувшись на одеревеневших руках, он проник сквозь решетку. Терри Коул помнил запах комнаты. А она – его. Все осталось на своих местах, казалось, ни одной пылинки не упало с тех пор, как Терри улизнул отсюда. Будто не было выламывающих с петель ударов, как и не было в комнате номер 6 больничной палаты. Мозг снова лукавил, перемешивая игральные карты в непредсказуемом порядке.

Иностранец упал на кровать с панцирной сеткой. Он вспомнил, как она переливается чешуей звуков от малейшего движения, как вырывает волосы с затылка. Терри дома. На несколько часов можно закрыть глаза, Хелена споет любимую колыбельную сына и защитит его беспокойный сон. Терри забудется в крыльях своего ангела, а затем снова исчезнет.

Терри Коул открыл глаза и увидел потолок. На нем была надпись. В нос ударил чужой запах. Терри ни с чем не мог его перепутать. Бычья кровь.

Я ИДУ ЗА ТОБОЙ

Глава 26

Играла музыка. Энергия природы переливалась яркими красками. Вспыхивали удары молнии, и их гасило солнце. Грозные раскаты терзали небо, пока соленые волны морей не остужали разгоряченный пыл. Нити нот сплетались в необычайную картину, возбуждающую, поднимающую из глубины сердца росток надежды, силу, тянущуюся к вершинам гор. Ветра закаляли стойкостью и решимостью. Природа была венцом жизни. Жизни вопреки, ростка из бесплодной пустыни, из каменной плоти. Земля способна на невозможное, почва рождает цветы, насекомые помогают им расцвести. Нить за нитью. Шов за швом. Ничто не может нарушить баланс. Черное и белое. Сила и покорность. Любовь и зло.

За наказанием всегда следует раскаяние. Громкое или несчастное. Важен баланс. Весы не должны решать судьбы, они должны находить покой даже в свирепом хищнике.

Музыка заполняла пространство вокруг. Стены не выпускали ни единой ноты, человек не может остановить природу. Она должна развиваться. Музыка сочилась с небес, с ярости и даров бога, проникая в сосуды. Воздух состоял из молекул симфонии. Моцарт. Последняя, сорок первая, симфония «Юпитер» – наслаждение в каждом инструменте. Природа обрела звучание, запела светом эмоций.

Ударил гром топора и голова курицы упала на пол. Буря восторжествовала.

– Музыка ценилась еще в древности. Ей приписывали целебные свойства, так Авиценна пытался лечить нервно-психические заболевания, а позже классическую музыку стали включать во время хирургических операций. Считается, что такое воздействие на органы, изнутри, помогает им восстанавливать утраченные функции, замедляет деление злокачественных клеток. «Свадебный марш» Мендельсона лечит цирроз печени, концерт для скрипки с оркестром ми-мажор Баха повышает потенцию, а рак отступает перед «Волшебной флейтой» Моцарта. Это кажется безумием, но на подобные исследования выделяются деньги, ученые с серьезным видом говорят, что у Баха были проблемы с эрекцией, именно этим объясняется высокий темп его музыки. Ничто его не возбуждало так, как ноты. Своего рода, музыкальный маньяк.

В третьей части симфонии «Юпитер» разворачивается дивный танец менуэт. Пафос галантных господ сочетается с дамской кокетливостью. Эстетика старой Европы за элегантной вуалью.

Музыка проникала под кожу, словно эмоции дождя, его свежесть и дерзость. Необузданная энергия, иглы воды, не позволяли остаться в стороне от буйства стихии.

– В 1993 году журнал «Nature» представил общественности эксперимент троих ученых, исследовавших влияние прослушивания музыки Моцарта на пространственное мышление. Результаты удивили самих ученых, оказалось, что классическая музыка, пусть и ненадолго, всего на пятнадцать минут, повышает работу мозга. Результаты тестов на уровень интеллекта говорили сами за себя. Поразительно, правда? Так впервые заговорили о «эффекте Моцарта». Представить только, спустя тысячелетия человечество не нашло ответы на элементарные вопросы. Мы толком не знаем, как устроен собственный мозг, который настроен лишь на составление гипотез, философских размышлений о том, кто мы есть, и кто нами управляет. Стаду нужен пастух, иначе это тупая масса эгоистов.

Струя из шланга окатила полуголое тело в углу подвала. Одежда промокла в считанные мгновения, обтянув упругую грудь. Сколько прошло времени? Катрин потеряла счет. Ни солнца, ни луны. Только музыка. Если бы не легкомысленное отношение к учебе в колледже, она бы узнала ее. Великолепная симфония.

Адреналин, впрыснутый в кровь ледяной водой, раскрыл глаза Катрин. Черные круги на месте глазниц, остатки косметики. Сальные волосы, смешанные с грязью, будто взбитые миксером. Раны по всему телу, разорванное вечернее платье вместо подушки. Страшное зрелище. В темноте девушке ничего не удавалось разглядеть. Наверху был тусклый искусственный свет, не дотягивающийся до подвала, в который провалилась Катрин. Тусклый свет в клеточку. Катрин упала на самое дно. Вокруг сплошной бетон, влажный, шершавый, с запахом земли и крови. Ее крови. Девушка пыталась взобраться по бетону к свету, пыталась вырыть тоннель, но ногти щелкнули, как сломавшаяся ветка под подошвой, и откололись от плоти.

– Ты слушаешь меня? Я вообще-то даю тебе урок музыки и биологии в один присест. Неблагодарная сука…

Катрин не могла издать ни единого звука. Мощная струя воды ударяла в лицо всякий раз, когда девушка начинала стонать. Катрин поднимала руки, давая понять, что ей плохо. Господи, как же ей плохо… Она вот-вот захлебнется, умрет от потери крови, от воспаления легких в сыром подвале – все сразу, не иначе. Но ему было плевать. Высокий силуэт заглушал всякую попытку жизни и в то же время не позволял потерять сознания. Настоящая пытка, ходьба по острию лезвия. Катрин нуждалась в горячей ванне и антибиотиках, а этот ублюдок в казни через повешение, чтобы шея сломалась не сразу, и он успел пожалеть о каждом чертовом поступке. Но этому не бывать.

– Какая же ты лживая шлюха, Эмма. Ты мне солгала. Ты писала о детском приюте, а не обо мне. О таких же брошенных и ничтожных душах, как твоя.

Спустив в подвал несчастную девушку, не ориентирующуюся в пространстве, Джек выпотрошил ее сумочку. «Эмма Пратт» – было написано рядом с фотографией молоденькой улыбающейся блондинки на водительском удостоверении. Двадцать три года. Пластиковая карточка прав как новая, получена совсем недавно. Мечты о лучшей жизни заставили Эмму сесть за руль. Мечты о том, что в большом городе, который примет ее в свои объятия, ставшая знаменитой, журналистка купит черный матовый «БМВ» – автомобиль эс-класса.

Сейчас же Эмма Пратт садилась за баранку лишь старенького фургончика Фреда – минивэна от «Фольксваген» шестидесятых годов прошлого века, символа движения хиппи. Она доехала до старой церкви и вышла из машины. Оставшуюся часть пути девушка шла пешком. На каблуках по щебню и песку. Эмма не хотела, чтобы Фред знал, куда она идет.

Громила прикоснулся к брови, заклеенной пластырями. Еще несколько миллиметров