Ольф. Книга вторая - Петр Ингвин

Я чуть не поперхнулся.

— Искуситель — я?! Спасибо за комплимент. Увы, далековато мне до библейского персонажа, если судить по результату.

— Возможно, ты говоришь правду. Возможно, лжешь. Неважно. В следующий раз узнаю точно. Все, Странник, вези меня домой, вдруг Он придет?

— Всемогущий найдет тебя в любом месте, — горько хмыкнул я.

— Мне не хотелось бы предстать перед Ним в компании мужчины.

Надежды рухнули, мечты накрылись тем местом, на которое стал похож корабль изнутри. Для полноты картины оставалось только щель люка открыть. Что показывала бы шкала настроения, если бы подобный измерительный прибор существовал, не хотелось даже представлять.

Домой так домой. В молчании пересев в рубку, я взялся за рычаги. Полина, наоборот, скинула широченные кирзачи, плюхнулась на постель и с блаженством растянулась.

Не в первый раз, больно стукнуло по мозгам. Далеко не в первый.

— «Обычный человек», скажешь тоже, — подложив локоть под ухо, девушка глядела на меня из будуара, где я с таким воодушевлением представлял ее вместе с собой. — Многие сотни лет назад Он учил людей жить.

— Сотни?! — Я не удержался и громко фыркнул.

— Тысячи. — Полина с обидой покачала головой. — С его слов писалась каждая из Святых книг. Но люди всегда, всегда, всегда все перевирали. Иногда без умысла, чаще наоборот.

— Например?

Чем мой предшественник так запудрил ей голову? Почему его слова ставятся выше академических знаний, даже выше здравого смысла?

— Сколько угодно, — с удовольствием откликнулась Полина.

К этому времени корабль завис у яблони на ее дворе. Девушка с некоторой неохотой слезла с постели и стала надевать сапоги.

— Первые священные тексты, которые передавали слова Альфалиэля, записывались на древнеарамейском. Переводить требовалось все слова, включая имена.

— Хочешь сказать, изначально они были чем-то другим?

— Были даны как обычные существительные. — Сказанное подкрепил энергичный кивок. — Праотец трех главных вер — Авраам, но «Авраам» и переводится как «праотец». «Моисей» означает «избавитель». «Иисус» — «спаситель». Эти слова — точные термины, они обозначали миссию, но никак не личность конкретного человека. Не Моисей спас избранных от рабства в Египте и повел… повторю, повел, а не привел в землю обетованную, это сделал тот, кого резонно назвали избавителем. Собственно, это была обычная поучительная притча, но когда герои древних наставлений обрели имена, они зажили собственной жизнью и вошли в Историю.

— То есть, не Авраам родил Якова…

— Конечно. Мужики не рожают.

Не в бровь, а в глаз.

Полина продолжила откровения:

— Давай с самого начала. Убираем имена и пишем их перевод с маленькой буквы. Получится: человек (Адам) познал жизнь (Еву), появились труд (Каин) и отдых (Авель). Убил Каин Авеля.

Сказать, что я изумился — ничего не сказать.

— Труд убил отдых? Так вот о чем говорится в Ветхом Завете…

— И ушел в раскаяние (Нод), познал жену свою и родила она милосердие (Еноха). А от него произошло ремесло (Ламех), дочерьми которого были одежда (Ада) и кровля (Цилла).

Наверное, Альфалиэль был филолог или историк. В любом случае, гуманитарий. Гениальный гуманитарий. Даже меня пришибло жуткое восхищение. С такими фактами не то что секту, новую религию можно создать. Или подмять уже имеющиеся.

Гм. Альфалиэль на свободе. Может, еще подомнет?

Без корабля? Вряд ли.

А если нам с ним скооперироваться?..

Дикую мысль прервало продолжение Полины:

— Далее от одной жены родились достаток (Иавал) и праздник (Иувал), а от второй — красота (Ноема). Иными словами, если древний текст переводить не выборочно, он содержит простую мораль: хочешь превратить жизнь в красивый праздник — изволь потрудиться. Об этом была история. Ну, прощай.

— До свидания.

— Нет, Странник, прощай. Не приходи больше.

— Почему?

— Ты меня отвлекаешь.

— От чего?! Вдруг Альфалиэль больше не явится?

— От ожидания.

Все было сказано.

Я вышел проводить. Она не обернулась. Вычеркнула из жизни. То же самое теперь нужно сделать мне. Смогу?

А то, понимаешь, размечтался. На тебе в лобешник, чтоб губу не раскатывал. Чужой каравай, итить его бабушку. «Не возжелай»!

«Как Содом и Гоморра и окрестные города поставлены в пример, подвергшись каре огня вечного, так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти…»

На улице был не май месяц, совсем даже наоборот. Ветерок, который в другое время нес бы прохладу, обжег лицо льдом встреченной стены и протек за шиворот. Меня он заставил напрячь мышцы и бегом вернуться на борт.

Вопреки всему я почему-то не чувствовал себя разбитым и уничтоженным. Хотя именно это произошло. Мы поговорили. Мое «Не сотвори себе кумира» выглядело бисером перед прекрасной самодовольной свинкой. Альфалиэль, даже лишившись корабля, обскакал меня на полкорпуса.

Зелен виноград. Ну и что? Ощущение было, как в новелле из фильма «Париж, я люблю тебя», что происходит в подземке. Иностранец, которого путеводитель настойчиво убеждал не смотреть людям в глаза, не послушал совета и за одну минуту получил впечатлений больше, чем мог бы за недели хождений по достопримечательностям наверху. Неважно, каких именно впечатлений. Главное — незабываемых, которые навсегда останутся с ним.

Так и я. Будто целая жизнь пролетела.

Хватит. Отбросить и забыть.

Почему-то вспомнилась Алиса — моя прежняя любовь, с которой встречался до Сусанны. Как же я по ней сох тогда! И как был счастлив. И как это было недавно…

Воспоминания заставили изменить маршрут. Я прирулил к дому Алисы. К знакомым окнам, откуда столько раз смотрел наружу. На которых рисовал сердечко и писал разные нежности, а Алиса через некоторое время обнаруживала их своим дыханием…

А если войти через окно: «Пойдем со мной, я подарю тебе мир!»

Перед глазами пронеслись варианты, как она отреагирует. Большинство были не в мою пользу. И даже те, которые в мою, в перспективе ничем хорошим не заканчивались.

Зачем я сюда прилетел? На что-то надеялся? Новой «тачкой» похвастаться решил?

Если Алисы нет, можно снова написать что-то пальцем, но уже снаружи. Просто напомню о себе. Причем, круто напомню. Пусть задумается, кого потеряла.

Наивно и глупо.

А разве бывает по-другому, когда мы с людьми, которые нам нравятся или нравились? Только если очень-очень давно нравились, тогда, думаю, вместо глупости мозги переключаются на вызванную сожалением язвительность. Или на радость встречи, что рождена склерозом, помноженным на маразм.