Ольф. Книга вторая - Петр Ингвин

Впереди возник нужный мне поворот.

— Все помнишь? — спросил я Руслана.

— А ты?

— Отлично. Созвонимся. Останови.

Я взялся за ручку дверцы, меня проводил недоуменный взгляд Светы. Ничего, муж потом объяснит.

Когда выходил, спереди раздалось урчание встречного стального мастодонта, листву пробил мощный свет. Интуиция бросила меня под защиту деревьев.

— Быстро уезжай, — крикнул я Руслану. — Если что, вы меня не знаете!

Скрыться не получилось. Лесная тропа превратилась в перегороженный внедорожником тупик, синхронно открылись боковые дверцы, лакированные туфли плеснули грязью по обе стороны.

— Стоять!

Щелкнули передернутые затворы пистолетов. Два амбала с фигурами одно— и двустворчатого шкафов взяли нас на прицел: одностворчатый — меня, двустворчатый — лобовое стекло Лады. За рулем джипа остался сидеть водитель, я даже узнал его — в моем кармане лежала его зажигалка. Легок на помине. Говорят, долго жить будет. Сейчас я пожелал бы ему чего-нибудь другого.

— Выйти из машины!

Руслан и Света подчинились. Двустворчатый обежал их взглядом: ни в подмышках, ни на поясах кобура не бугрится, а нападение с голыми руками невозможно из-за точно выдержанной дистанции. Громила успокоился.

— Документы, — потребовал он у Руслана.

— Уши лапы и хвост мои документы. Предъявите свои.

— Не дерзи. Он тебе кто? — Мах антресолей указал в мою сторону.

— Прохожий. А это моя девушка. Отдыхали на речке. Теперь могу проехать?

— Открой багажник.

— Тебе надо, ты и открывай.

— У девушки права есть?

— Она не водит.

— А как с простреленной ногой ее в город повезешь?

Света ткнула Руслана в бок:

— Не нарывайся. Открой.

Лук, мишень и спальные мешки интереса не вызвали.

— Друг или родственник? — Квадрат могучего подбородка перенес внимание на меня.

— Прохожий.

— Вы с каждым прохожим в обнимочку спите? — Двустворчатый с удовольствием оглядел Свету.

Ее бросило в краску. Руслан окатил презрением фигуру, закрывавшую половину пути к свободе.

— Только избранных.

Вот откуда про меня узнали: охотники отзвонились. То ли по ориентировке узнали, то ли обо всех посторонних докладывать велено.

От одностворчатого в траву передо мной прилетели наручники.

— Надевай, и без фокусов.

Выбора не было. Когда меня вели мимо Лады, первый шкаф уже прятал ствол под мышку, второй тоже оставил Руслана без внимания…

Двойной удар обухом тяжеленного кукри слился в одно смазанное движение. Оружие, о котором никто не догадывался, отправило обоих громил в нокаут — первый даже не понял, что произошло, второй обернулся, но не успел выстрелить. Через долю секунды подхваченные пистолеты уже смотрели на водителя внедорожника. Тот медленно поднял руки:

— Тихо, ребята, я только вожу. Привет, Олег.

— Здорово, Артем. Больше не застреваешь?

— Нет, прошел специальные курсы на полигоне. Теперь если где застряну, трактор на помощь уже не придет — просто в такую топь не проедет.

— Спасибо за огонек, очень выручил. — Зажигалка через поляну полетела к хозяину. — Подвинь машину, Артем, ребята ко мне вообще никаким боком, и им ехать надо. Через полчасика подъезжай, заберешь своих.

— Они не мои.

— Тебе виднее. Значит, заберешь не своих.

Под прицелом двух стволов внедорожник медленно упятился в сторону Запрядья.

Найденный в кармане одностворчатого ключ отпер наручники, они переехали на запястья владельца. Так же мы поступили с приходившим в себя двустворчатым. Руслан со вздохом протер пистолет от отпечатков — детское желание получить и не отдавать новую игрушку боролось со здравым смыслом, первое явно побеждало, но только до момента, когда на его терзания обратила внимание жена.

— Куда его? — спросил он, наконец, про чужое оружие.

— Оставь здесь, — решил я. — Разберу и в реку брошу от греха подальше. Или можно в полицию отослать, только сначала вернуть на рукояти пальчики владельцев, может, чем-нибудь поможем правосудию.

На прощание Руслан еще раз вырубил громил, чтоб не мешали, и погрузился со Светой в машину.

— Спасибо, — искренне сказал я. — Ты мог не вмешиваться, но вмешался.

— Всего лишь ответил тем же. Ты мог вмешаться, но не вмешался. Тоже спасибо, — прилетело в ответ.

Света долго моргала, пока, наконец, не сообразила, что муж имеет в виду вовсе не бурное утро. От нее будто холодом повеяло. Глаза сузились, голос обрел странные интонации:

— Есть такой «Закон неотвратимости возмездия» за авторством Гольдфарба: «Если в походе ничего не произошло — ждите отдаленных последствий».

— Это ты к чему? — напрягся Руслан.

— Так, вспомнилось.

Она отвернулась.

Сейчас, без Челесты, без других отвлекающих факторов, я был готов к разговору с Полиной. К решающему разговору. К встрече, что должна перевернуть ее жизнь и, как втайне надеялся, мою.

Жить по заповедям было, возможно, не столь интригующе, как вообще без законов, но приятно. Я поздравил себя с победой над одной отдельно взятой обезьяной в себе. Удовольствие от переборотого соблазна оказалось не меньше, чем от его удовлетворения. Теперь мне предстояло сразиться за другую заповедь — «Не сотвори себе кумира».

По случаю выходного девушка должна быть дома. Так я надеялся. И не зря.

Деревня Запрядье еще только просыпалась, когда корабль, успевший сделать скоростной бросок на юг и обратно, завис над пятистенком Полины. Занавески на рыболовной леске закрывали только нижнюю половину окошек, никому в голову не приходило, что кто-то сможет заглянуть сверху.

Третье окошко показало комнатушку Полины, точнее — закуток за кухонькой. Его отгораживала фанерная стена. Старый шкаф, стол, кровать с железными спинками, а на подушке нежилась головка той, за которой пришел. Полюбовавшись некоторое время, я легонечко постучал.

Хрупкий сон девушки как рукой сняло. Она вскочила, руки оправили ночнушку, лицо приникло к окну.

Снаружи шел дождь из роз. Я охапками бросал наземь сорванные в нескольких тысячах километров цветы. Из невидимого корабля они вылетали, будто ниоткуда. Чудо наяву.

Взор Полины остановился. Веки ожили и моргнули, только когда все закончилось.

— Альфалиэль… — неслышно прошептали губы.

Она машинально перебирала босыми ногами, которые забыли про холод. Длинная ночнушка скрывала формы, но я смотрел только на сиявшее лицо. На горящие глаза. В них было столько надежды и счастья…