Чейзер. Крутой вираж - Вероника Мелан

Сразу видно – въехал в город; стоя на светофоре, Чейзер потер костяшками пальцев краешек губ.

«Кто-то должен был учить ее вождению. Не сама ведь? Чертов умелец…»

А он еще дал ей фору, там, на старте. Подумал, будет обидно, если эта девка лишь на секунду увидит стоп-сигналы его «Фаэлона», а после тот скроется за горизонтом, исчезнет в пелене дождя.

Дал фору? Водитель усмехнулся, на этот раз весело: вот он ошибся! Да она зубами вырвала бы свои секунды назад. Точными виражами; тонкими, вращающими руль, как заправский гонщик, руками…

Он смеялся над ее одеждой – она над ним. Знала, выдра, знала, что у нее есть шанс. И использовала его.

Чейзер против воли восхитился почти незнакомой девчонкой – не мог не восхищаться теми, кто так умело надирал ему задницу, а таких находилось слишком мало. В последнее время, признаться, вообще не находилось, увы.

До особняка осталось три квартала; мокнущий город переливался лужами.

Восхищение восхищением, но одна мысль вот уже не первый раз вытесняла остальные – они плохо попрощались на финише.

– Три об меня ноги – сегодня можно…

– Да пошел ты! Ничего ты мне больше не должен.

И полный горечи взгляд, излившаяся в голосе обида.

Странно, что эти слова запали в душу. Наплевать бы и забыть, ведь он пытался извиниться…

«Ты сам бы не принял такие извинения».

Ну да, деваться некуда, не принял бы, потому как неискренние, но он все равно пытался? Да кому он врет – и не пытался толком. И нечего удивляться, что вредная мисс Дайкин даже слушать его не захотела.

Чертов вечер. Чертова гонка. Едритовы слова.

Он проиграл и не пожелал этого признать – вот от чего этим вечером ему на самом деле было противно.

Впереди отворилась ограда; «Фаэлон» медленно въехал во двор и свернул к гаражу.

«А кто в такой момент смог бы извиниться искренне?» – захлебывался внутренний голос – голос слабака, обиженного мальчика.

«Настоящий мужчина, вот кто, – вторил ему другой, железный и уверенный. – Тот, кто не теряет честь и достоинство лишь потому, что в чем-то оказался вторым».

Этот монолог Мак Аллертон прокручивал в голове, уже сидя в кресле со стаканом скотча. Перед глазами – камин, за окном – улица с дождем; ноги – на пуфе.

«Это всего лишь девчонка!»

«Человек».

«Ты предлагал ей…»

«Не предлагал. Искренних извинений я не предложил».

«И не должен был».

«Должен».

«И мотор заменить должен?»

Да, должен. Несмотря на то что победительница «сняла» с него все долги, обиделась. Теперь сдержать слово – дело чести, а не отмашка «делай/не делай» чьей-то рукой.

Он придет к ней, извинится и попросит возможность выполнить то, что обещал. Пригонит ее «Мираж» в свой гараж, заменит на нем движок, отгонит назад и про все забудет. Все просто.

Десятью минутами позже, держа в руках почти пустой стакан, Мак Аллертон никак не мог понять, почему все еще думает о ней – о пустоголовой, безбашенной, лживой и дерзкой подруге Элли. Из-за ладно сидящей по фигурке водительской курточки? Из-за остатков адреналина и того, кто явился причиной его выброса в кровь? Из-за собственного проигрыша?

Нет, с этим он разобрался.

Привычно всплыла в сознании карта города, а следом – команда на поиск объекта. Чейзер включил прибор внутреннего слежения: где она сейчас, мисс Дайкин? – найти.

И спустя две секунды распахнул глаза, удивился. Потому что ничего не ощутил. Пустота, гладкая поверхность и отсутствие сигнала.

Черт, он точно устал.

Проиграл гонку, теперь не может отыскать объект. Спать, спать и только спать, иначе Дрейк ему – сонному и вялому – завтра собственноручно выдаст не только по первое число, а на год вперед.

Отдых. Все остальное отложить.

Отставив стакан, темноволосый мужчина поднялся с кресла, плотно прикрыл стеклянные створки камина, стянул майку и бросил ее на стул. Душ, кровать, и больше никаких мыслей.

Утро нового дня выдалось теплым, но пасмурным.

Лайза проснулась в семь утра и какое-то время лежала в постели, постепенно осознавая, что сегодня не нужно идти на работу. Больше вообще не нужно идти на работу.

Нет. Работы.

Новое для нее состояние, дискомфортное. Одно дело, когда у тебя на банковском счету сотни или хотя бы десятки тысяч, другое – когда там едва наберется жалкая тысяча, а зарплата – такая приятная и привычная, как уютные домашние тапки, – больше не упадет в конце месяца, выделенная чьей-то заботливой рукой, на твою карточку.

«Может, обратно?»

Эту мысль она отмела с порога – обратной дороги нет. Майлз примет – пожурит, поворчит и вздохнет с облегчением, мол, бывают у людей завихрения мозга, что поделаешь? – и возьмет обратно. Но Лайза не пойдет.

Какое-то время она, сонная, помятая, завернутая в халат и босая, стояла на маленьком балконе – созерцала пока еще почти пустой проспект: две машины у магазина, три припаркованы у входа в парк. К остановке лениво подъехал автобус, распахнул двери, какое-то время постоял, ожидая пассажиров, но их не нашлось – автобус, не заполучив добычу, уехал прочь. Над городом раскинулась пелена из светло-серых тонких облаков, закрывших все небо; день без солнца – душа без света.

Расстроенно, почти плача, буркнул желудок, Лайза потерла живот рукой – нужно поесть. Для того чтобы ожить и начать думать (а думать сегодня предстоит много), ей требуется нормальный завтрак – не три крекера и стакан чая, а что-то плотное, осязаемое, как омлет с курицей и овощами…

Часы показывали начало восьмого; кафе на соседней улице откроется через сорок минут. По пути – круглосуточный магазин. Туда она зайдет за продуктами, а после, возможно, в последний раз в этом месяце позавтракает у «Джанин». Посидит, побалует себя готовой горячей едой и чашкой хорошего кофе, составит план на день, посмотрит в окно и подумает о жизни.

Фарфоровая чашка размером напоминала маленький тазик; густая молочная пена медленно оседала. На тарелке беспорядочной мозаикой лежали куски разломанного вилкой омлета, не с курицей – с ветчиной и сыром: Лайза передумала; позади шумела кофемашина. За окном серел проспект, показывая, словно на телевизионном экране, то одного, то другого прохожего – героев чужой истории.

Ей предстояло создать новую жизнь. Свою жизнь. Как-то заново. Зарегистрировать фирму, подыскать сотрудников, арендовать офис…

Сходить к Дрейку.

Ей каким-то непостижимым образом следовало соединить наконец несоединимое – себя и эту новую реальность. Ту самую, которая пока ни в какую не хотела принять Лайзу – впустить ее в новый теплый дом, раскинуть под ногами ковер и добродушно пригласить: «Проходи!» Они почему-то до сих пор не подходили друг другу – Лайза Дайкин и эта временна́я ветка. Оставались чужими, незнакомцами, присматривались, не доверяли, не знали, чего ожидать.