Последняя из рода Тюдор - Филиппа Грегори

Однако оказывается, что во время пристыженного сожаления о том, что в королевской колыбели не появился принц Уэльский и на вторую беременность почти нет шансов, я не единственная, кто задумывается о своих правах. Я неожиданно обнаруживаю себя в центре внимания двух человек, двоих мужчин. Одним из них оказывается мой бывший муж, лорд Генри Герберт, который каждый раз, когда мы с другими девушками проходим мимо, поворачивается ко мне и тихо улыбается. Я же этой улыбки не возвращаю, награждая его взглядом, который я когда-то подсмотрела у Джейн, когда она во время чтения книги натыкалась на весьма сомнительное утверждение: скептически приподнятая бровь и взгляд немного свысока. Лично мне этот взгляд кажется очаровательным, и мне приходится толкать сестру Марию локтем всякий раз, когда она говорит, что я гримасничаю при виде Генри так, словно сожалею, что мы уже не женаты. Я говорю ей, что учитывая, что она едва доходит головой до верхнего края моего корсета, не ей судить о том, какое у меня выражение лица.

– Ты же ростом с королевскую карлицу, – жестоко говорю я ей. – Так что не надо говорить мне, что я гримасничаю.

– И совсем я не карлица, – твердо заявляет она. – И хоть я и родилась невеликой ростом, в моих жилах течет королевская кровь. Так что я совсем не похожа на Томазину. Все так говорят.

Я не могу рушить достоинство этой крохи.

– И кто же все эти люди, кто так считает?

– Я так считаю, – серьезно отвечает она. – И это самое главное.

Она никогда не беспокоилась из-за того, что родилась невысокой и не росла. Когда-то Джейн рассказала ей, что в какой-то языческой стране карликов почитали как богов, и она тут же исполнилась гордостью. Для человека, который так невысок ростом, она держит голову очень высоко.

Мне кажется забавным тот факт, что у меня была сестра, которая презирала плотской мир, и есть вторая, которая слишком мала, чтобы его желать. И между ними в этот мир родилась я, высокая и красивая и самая большая охотница до всех мирских удовольствий во всем нашем дворе.

– Кажется, ты снова хочешь за него замуж, – проницательно замечает Мария. – А я думала, что то, как они с тобой обращались, должно было навсегда отвратить тебя от Гербертов.

– Вовсе нет! – говорю я ей.

Вовсе нет. Потому что мы никогда не были женаты. Как и она никогда не была помолвлена. Наш брак был аннулирован и забыт, и я понятия не имею, почему он сейчас так мило мне улыбается. Если я ему так нравлюсь, то ему стоило оставить меня своей женой. Только для того, чтобы следовать велениям сердца, надо иметь собственное мнение и характер, чтобы воспротивиться приказам собственных родителей. Однако он совершил ошибку, расставшись со мной, а теперь видит, что я становлюсь центром внимания при дворе, и я с большим удовольствием думаю о том, что он сожалеет о своей слабости.

Но меня больше удивляет внимание второго мужчины, настоящего дворянина, испанского посла, графа де Ферья.

Я не глупа, чтобы поверить, что он внезапно влюбился в мой хрупкий стан, хоть он и говорит мне, что я напоминаю алебастровую статуэтку и что моя кожа так чиста, а волосы так светлы, что я похожа на ангела. Он говорит мне, что моя красота поставит на колени всю Испанию, что я выгляжу, как витраж с изображением ангела, сияющая и пронзительно прекрасная. Разумеется, мне это приятно, но я прекрасно понимаю, что дело вовсе не в моей красоте, хоть я и правда хороша собой. Их интересует мое родство с королевой и близость к обладанию короной. И если мною заинтересовался испанский посол, значит ли это, что на меня обратил заинтересованный взор испанский наследник, сам король-консорт Англии? Неужели он скрывает свой интерес ко мне бездумным флиртом с Елизаветой? Неужели меня готовят к престолу католики, как когда-то толкали туда же мою сестру Джейн реформисты? Значит ли это, что испанцы надеются, что после смерти королевы смогут провозгласить меня наследницей короны, чтобы Филипп мог на мне жениться и править Англией?

У меня достаточно ума, чтобы не спрашивать испанского посла об этом напрямую. Я представляю себе, как разыгрываются эти подковерные игры. Да и он сам ничего не говорит мне прямо, кроме того, как восхищен мною король Филипп, и пытается узнать у меня, как я расположена к Испании. Как твердо я придерживаюсь реформистских убеждений, – как моя сестра Джейн или примкнула сердцем к истинной Церкви?

Я скромно опускаю взгляд, улыбаюсь собственным туфлям и говорю, что королем Филиппом невозможно не восхищаться. В своей речи я старательно избегаю всего, хоть отдаленно напоминающего ересь или спорного, а себе пообещала, что больше никому не позволю собой помыкать. Я не буду ничьей марионеткой. Если у кого-то возникают мысли о том, чтобы короновать меня так же, как они сделали это с моей сестрой, то они узнают, что как только корона окажется на моей голове, то и она, и моя голова окажутся только в моем распоряжении, и я намерена о них позаботиться. Меня никто не втянет в заговор с узурпацией власти, если эту власть нельзя будет удержать, и я не дам втянуть себя в игру с погоней за моими правами наследницы. Я буду очень осторожной блюстительницей собственных интересов, и я ничем не стану рисковать ради вопросов веры. Если Господь желает увидеть меня королевой Англии, то Ему придется все для этого сделать Самому.

Однако, когда испанский посол переходит от лести и комплиментов к заговору, я начинаю внимательно слушать. Если испанцы сумеют убедить Марию назвать меня своей наследницей, то у меня точно все получится.

– Памятуя о верованиях вашей сестры, склоняетесь ли вы сами к традиционным религиозным убеждениям? – спрашивает граф де Ферья, источая голосом мед и патоку, которыми он поливает десерт на моей тарелке.

Я поднимаю взгляд сквозь ресницы на человека, который вот так предлагал мне отречься от всего, во что верила моя сестра, да и от нее самой.

– Разумеется, я разделяю верования королевы, – легко отвечаю я. – Мне пришлось учиться всему с самого начала и разучивать тексты мессы, потому что я выросла в доме, где все молитвы читались на английском. Но я была очень рада примкнуть к рядам истинно верующих. – Я на мгновение задумалась. – Я не еретичка.

Ну конечно нет. Королева, моя кузина, которая, занимая трон, по доброте своей обещала, что все могут искать Господа Бога своего так, как им заблагорассудится, потом казнила мою сестру Джейн за ее веру. А теперь она использует всю святую Церковь, чтобы мучить и сжигать братьев и сестер Джейн по вере. Но я не стану ее жертвой! Я не сяду в темницу за язык, на котором читаются молитвы. Я не позволю обезглавить себя только за то, что не поклонилась Духу Святому или забыла окунуть пальцы в чашу со святой водой, или еще за какую-нибудь мелочь, которые сейчас решают вопрос жизни и смерти для многих верующих. Теперь алтари спрятаны за перегородкой, чтобы священники творили обряды, полностью закрывшись от паствы завесой тайны. Сейчас в каждой нише стоит по статуе, и перед каждой из них горит по свече. Теперь в календаре масса дней разных святых, когда никто не работает, и посты, когда разрешается есть только рыбу. Множество практик и ритуалов, которые мне пришлось заучить, чтобы не выглядеть последовательницей реформ и сестрой опасной мученицы той же веры. Поэтому я кланяюсь, встаю на колени и вдыхаю ладан с самыми верными приверженцами истинной веры. И никто не посмеет назвать меня еретичкой за то, что я поворачиваюсь спиной к алтарю или не бью поклоны.