Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш

«Ну, думаю, Америку я тебе этим не открываю. Об этом писано-переписано. Я ведь тебе все так подробно рассказываю, чтобы ты поняла, какое время было и кто есть настоящие бандиты», – писал Илья Ольге.

Он рассказывал ей все подробно, порой мучительно подбирая слова. Во-первых, они родом были из разного времени: она о девяностых почти ничего не знала, а он не дотягивал до ее двадцать первого века, в котором на свободе не жил. Она девочкой юной была, а он в последние годы все больше дела имел с мужиками грубыми. Если бы это им он свои истории рассказывал, то можно было бы не подыскивать слова и называть все своими именами. А с ней все было по-другому, и надо было обучаться дипломатии, чтобы аккуратно донести информацию.

* * *

«Так вот, Даня наотрез отказался ментам платить, сказал, что сам своей «купле-продаже» крышей будет и еще друзьям-знакомым поможет. Очень он разозлил ментов. На этой почве и разгорелся у нас конфликт – я писал тебе уже про это. И про то, что, кроме Сережи, менты тогда хапнули водителя нашего Васю, тоже писал. Ну, «наш» – это я просто к слову. Просто местный парень. Ничего он про нас не знал, ровным счетом ничего. Но как стали на него «испанский сапог» примерять, так и начал Вася «вспоминать». Например, то, что я грохнул двух каких-то коммерсов, которых я и в глаза не видел.

А еще он упомянул Даню: мол, Даня больше в теме, знает даже, кто мы с Сережей, и откуда, и как нас найти в городе.

А Даня после всех этих передряг дома почти не жил. Дома у него жена была и дочка-малышка, двух лет от роду. И вот в дом к ним нагрянули эти отморозки, которые милиционерами, как Аниськин, служили. Дверь в Данину квартиру бензином облили и запалили. Пригрозили вообще всех убить, если Даня на стрелку с ними не явится. И все это не скрывая ни от кого. А что скрываться – то? Милиция с бандитами борется, и тут все средства хороши!

Даня звонит домой, а жена в трубку плачет, просит сделать что-нибудь. А что тут сделаешь?

Собственно, на Даню у них ничего не было, но понятно было, что если они с его семьей так, то с ним тем более церемониться не будут. А уж с чем его прихватить – это второй вопрос. Сначала бы приняли по полной программе, а потом и дел нашли на десяток статей УК.

Пока Даня думал, как лучше этот вопрос решить, жену его с дочкой в темной парадной подкараулили и избили до полусмерти. Причем били не только женщину – ребенку тоже досталось. Их в больницу увезли с серьезными травмами, а Даня ко мне обратился с просьбой о помощи. Решили, что он на встречу пойдет один, а я буду поблизости. Посмотрим, как все будет проходить. Встречу назначили на безлюдной улочке на окраине города, у входа в кафе, днем. На всякий пожарный случай взяли два пистолета ТТ, и еще Даня положил в карман гранату. По пути заезжаем в больницу и забираем жену Дани и дочку.

Приехали. Даня пошел на место, а я перешел на другую сторону улицы, откуда хорошо видно площадь перед кафе и две дороги, отходящие от нее.

Ждем.

Ждем десять минут, двадцать, полчаса. Сорок минут томительного ожидания. И никого! Никто не приехал, никто к Дане не подошел. Он помахал мне издалека – условный сигнал «уходим». За углом садимся в поджидающее нас такси и едем в центр города.

Но не успели и пяти минут проехать, как увидели за собой погоню из трех машин. Менты в «матюгальник» орут, команды подают, требуют остановиться. Тормоза визжат, резина на поворотах черный след на асфальте оставляет, люди на улице шарахаются, к забору жмутся.

Водила нашего такси позеленел и уже собрался было припарковаться у обочины. Я с ним рядом сидел, пушку достал, в бок ему воткнул и говорю:

– Гони, отец!

Водила оказался понятливым, погнал. Только спросил: «Куда?!»

– К метро гони! – У Дани план возник.

Я на него посмотрел, понял все.

Такси наше только что в здание подземки не влетело. Мы выскочили из машины и дернули в сторону частного сектора. Там райончик такой был, заборы высоченные, и теремки понастроены. Мы через первый забор перелетели. Дане проще было, он высокий, но и я не отставал. Правда, осень на дворе, мы в плащах были долгополых, Даня в белом, я – в зеленом.

Менты не отстают, скачут за нами через заборы шустро, да еще и стреляют в спину. Мы тоже пытаемся отстреливаться, но не очень результативно. Убегать и отстреливаться при этом очень неудобно.

Так мы отмерили четыре участка, но от погони уйти не могли. Буквально на хвосте висели у нас вооруженные опера.

Я часто думал потом, можно ли было тут что-то изменить…

Не знаю. Нет у меня ответа…»

Тот забор, который встал перед ними в очередной раз, был особенно высоким. Даня взлетел на него, и тут в него попала пуля. За ней вторая, третья… Илья немного отстал, и ему хорошо было видно, как на белом плаще Дани появляются маленькие дырочки. На плече, на руке, на бедре. Их становилось все больше и больше. Он с ужасом смотрел на то, как еще минуту назад живой человек превращается в…

«… Если бы можно было в тот миг остановиться, прервать этот бессмысленный бег, то, наверное, я увидел бы оторвавшееся от земли легкое белое облачко. Душа-то у Даника была чистой и светлой… А ты говоришь «бандиты»…

Дальше все было как в кино. Еще живой, но уже отправившийся в страну, где он навсегда останется сорокалетним в этих безумных девяностых двадцатого века, Даня прошептал:

– Илюша, уходи…

* * *

Я дернулся к нему. А у него в этот момент голова на грудь упала. И я понял – это всё. И только легкое облачко оторвалось от земли и стремительно улетело ввысь…

До того момента, как я упал лицом в какие-то кусты, я увидел, как висевшее на заборе тело Дани в белом плаще, было прошито еще десятком пуль. И из черных дырочек по белому заструились красные ручейки…

А меня, представь, спас мой зеленый плащ. Я упал во что-то колючее, наверное в заросли крыжовника, и вжался в землю. Воевать мне было нечем: два патрона в пистолете против десятка стволов.

Я не надеялся на чудо. Я просто вжался в землю, слился с зеленью и замер. Я видел и слышал все!

Менты матерились в полный рост и проклинали нас. Еще бы! За стрельбу почти в центре города, за труп Дани их никто по головке не погладит!

Даню обшарили и нашли у него в кармане гранату. И у оперов возник план.

– Мужики, взорвем его к чертовой матери, и все дела! – предложил один из них. – Скажем, что сам он гранату рванул!

Они так и сделали: вырвали чеку и кинули в Даню гранату. Его разорвало на моих глазах. А на шум через заваленный забор уже сползались местные жители, охали-ахали, вопросы задавали: что, как и почему? Менты все просто объяснили: «Ловили опасного преступника, а он подорвал себя гранатой, и вы тут не стойте, расходитесь!»

Я видел, как суетились менты, как любопытный народ валил валом в чужой огород. Меня чуть было не затоптали в кустах. И тогда я встал с земли, снял свой приметный зеленый плащ-спаситель, свернул его аккуратно, на руку повесил, остался в свитере и брюках, серый весь и незаметный. Постоял в толпе, поговорил с каким-то дедом о происшествии и… ушел».