Последнее пророчество - Уильям Николсон

Зохон обратил безжалостный взгляд на Кестрель.

– Я завел себе хорошего друга, – произнес он, – и опасного врага.

Кесс понимала, что Зохон специально подстроил так, чтобы она увидела, как он зарезал цыпленка, и испугалась. Старания командира гвардии Йохьян достигли цели. Кесс привыкла считать Зохона глупым. Однако сейчас девушка поняла, что он столь же жесток, как и глуп. Подобное сочетание не на шутку напугало ее.

– О чем ты говорила с Барзаном?

– Это он говорил со мной. Я даже не обращалась к нему.

– О чем Барзан говорил с тобой?

Зохон покачивал молотом взад-вперед, ни на мгновение не отрывая глаз от Кестрель.

– О вас. Он думает, что вы испытываете ко мне интерес. Он хочет, чтобы я поощрила вас.

– Он думает?..

Неожиданно Зохон раскатисто рассмеялся.

– Он считает, что я заинтересовался тобой? Превосходно! Какой глупец! Кстати, а почему нет? Пусть себе думает. Скажи, что я ухаживаю за тобой. Скажи ему, что великий Зохон томится от любви к служанке Йодиллы.

При этой мысли командир гвардии зашелся от смеха.

– Замечательно, замечательно, просто замечательно! Я и не ожидал такого! – Зохон успокоился и сразу же посерьезнел. – А что Йодилла? У тебя есть послание для меня?

– Не совсем послание, – ответила Кестрель.

Девушка почувствовала, что щеки ее розовеют. Кесс заранее готовилась к этой минуте, но тогда она еще не была знакома с жестокостью Зохона. Кестрель не сложно было обмануть командира, однако теперь она боялась за Сирей. Зохон по-своему истолковал ее смущение.

– Не пугайся, – произнес он. – Просто повтори мне ее слова.

– Йодилла боится говорить, – начала Кестрель. – Однако чтобы вы могли знать, что у нее на сердце, принцесса подаст вам…

И снова Кесс помедлила. Затем, опустив вниз глаза, продолжила:

– Она подаст вам тайный знак.

Глаза Зохона расширились.

– Знак любви!.. Что за знак?

Кестрель медленно сжала ладони и переплела пальцы.

– Знак вечной любви.

Зохон смотрел на переплетенные пальцы Кесс как загипнотизированный. Затем глубоко вздохнул.

– Знак вечной любви, – пробормотал он. – Когда она покажет мне этот знак?

– Когда сможет. Вы должны быть терпеливы. Принцесса очень напугана.

– Понимаю. Скажи Йодилле… Скажи Сирей – никто не сможет причинить ей вред. Скажи, что отныне она находится под защитой Молота Гэнга.

Говоря так, Зохон поднял серебряный молот. На лезвии темнела кровь цыпленка.

Мариус Симеон Ортиз карабкался по широким ступеням верхнего уровня Высшего Удела, заставляя себя держаться с достоинством, несмотря на то, что сердце выскакивало из груди. Сверху он слышал звуки оркестра, ведомого скрипачом-виртуозом. Добрый знак: Доминатор берется за инструмент, лишь пребывая в хорошем настроении. Очевидно, решил Ортиз, время пришло. Правитель не может больше откладывать. Говорили, что свадебная церемония состоится через несколько дней и Доминатор должен объявить имя своего сына и наследника.

На залитом светом пространстве под драгоценными куполами, где никаким вещам, предметам мебели, занавескам или лампам не дозволялось нарушать сверкающую пустоту, громадная фигура уверенно вышагивала взад-вперед, дирижируя оркестром и хором, – скрипка прижата к щеке, смычок парит над струнами. Музыканты, обратив глаза к Доминатору, по памяти аккомпанировали. Хор в молчании ждал, глаза хористов также не отрывались от правителя, а головы поворачивались вслед за его перемещениями. Сбоку виднелись две неподвижные фигуры: одна с большой книгой, другая – с ведром и шваброй в руках. Человека с книгой звали Мирон Графф, хранитель покоев Доминатора, другой – Спалиан – был личным слугой владыки.

За нежным аккордом струнных вступили звучные духовые, а Доминатор, подняв смычок, обернулся, чтобы поприветствовать гостя. Размашисто шагая – глаза полузакрыты, подбородок вздернут, смычок завис в воздухе, – правитель управлял вздымающимися волнами трубных раскатов и нарастающим грохотом барабанов. Затем он вновь обратился к скрипке и восходящим пассажем, от которого захватывало дух, подвел оркестр к мощному финальному аккорду.

Ортиз замер в восхищении. Голова правителя была обнажена, грива седых волос разметалась по плечам, в огромных серых глазах сияла страстная увлеченность музыкой. Как часто Ортизу доводилось глядеть в это благородное лицо! В густых бровях Ортиз видел мудрость, в выступающем носе – силу воли, а в широких румяных щеках – доброту. Сколько лет было Доминатору? Никто точно не знал. Возможно, шестьдесят, возможно, больше. Он был все так же полон жизненной силы, все так же неутомим в своих аппетитах и пристрастиях. Говорили, что правителю достаточно взглянуть на человека – и любые секреты его сердца лягут перед Доминатором как на ладони. Но Ортиз ничего не скрывал от правителя, который когда-то приютил крошечного ребенка, потерявшего родного отца. Доминатор был единственным родителем, которого Ортиз знал. И все, что полководец делал, совершалось ради того, чтобы заслужить одобрение и любовь владыки.

Последние отзвуки финального аккорда затихли, и музыканты опустили инструменты. Доминатор уронил скрипку с плеча и поманил Ортиза к себе. Военачальник выступил вперед и простерся ниц на полу.

– Встань, мальчик, встань!

Ортиз поднялся.

– Ты хорошо поработал.

– Рад служить вам, Доминатор.

Правитель кивнул.

– Пройдемся.

Он повернулся и зашагал по залу. Звуки звонким эхом отражались от пола. Именно таким неизменно представал перед посетителями Доминатор – меряющим широкими шагами верхние уровни дворца, со скрипкой в руке, глаза обращены к далеким горным вершинам, озеру или безграничному небу. Он ненавидел толпы и молчание, стены и тишину – Доминатор всегда пребывал в движении, и его всегда окружал простор. Казалось, комнаты обычных размеров не могли вместить огромную фигуру правителя.

– Ты хорошо присматриваешь за новыми рабами?

– Да, Доминатор.

– Награда и наказание.

– Да, Доминатор.

– Когда-то племя мантхов знавало лучшие времена. Глубоко одаренный народ. А вот теперь… Тебе следует изучать историю. Это сбивает спесь с любого.

– Да, Доминатор.

– Чередуй жестокость с добротой. Сейчас они ненавидят нас. Пройдет время – и они нас полюбят.

– Все любят вас, Доминатор.

– Конечно любят. Естественный человеческий инстинкт – любовь к власти. В этом нет большой доблести.

Правитель выглянул в широкое окно на лежащий внизу город. Две голубки опустились на карниз. Обе серо-серебристые, у одной из птиц – белая грудка. Доминатор с интересом изучал их.