Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - Карл Деметр

Бойен принялся за работу, опираясь на директиву, полученную им от Фридриха-Вильгельма IV. Работая без посторонней помощи, он создал проект целого ряда правил по судам чести (всего 54 пункта), равно как и комплекс из 36 пунктов относительно «обращения с делами чести, дабы максимально предотвратить дуэли среди офицеров прусской армии, и о наказаниях, которые должны налагаться по этому поводу». В целом оба проекта Бойена получили одобрение высшего командного офицерства. Единственным человеком, который не одобрил предложение в первоначальном виде относительно того, что суды чести должны стоять на страже офицерской чести, был принц Вильгельм, который впоследствии стал регентом, королем и императором. Тогда принц отверг основной тезис проекта, впрочем не выступив против него в окончательном варианте. По ряду деталей проект получил целый поток комментариев, однако в сущности это была работа одного Бойена. Формально проект был разделен на две отдельные части: «Регуляции для судов чести» и «Регуляции для процедуры судов чести, когда расследуются споры и оскорбления, происходящие между офицерами, и по наказаниям за дуэли среди офицеров». Оба свода регуляций (правил) были изданы 20 июля 1843 года.

В самом первом разделе первого свода регуляций отход от взглядов, высказанных Фридрихом-Вильгельмом III, проявился в изменении формулировок. Раньше ключевой фразой была «основательность мысли», теперь она превратилась в «поведение, несовместимое с правильным понятием о чести или с принципами, управляющими статусом офицера». Ранее главный критерий относился к персональной этике, теперь же на первый план выводилась коллективная этика, а стандартом считалась уже не «чистая нравственность», а простой обычай[23]. Второй свод регуляций в общем следовал приказам от 13 июня и 29 марта 1829 года, однако он по-прежнему не стремился положить конец серьезным дуэлям, возникавшим по действительно веским причинам.

С другой стороны, судам чести была придана исключительная юрисдикция по всем ссорам и предполагаемым афронтам, случавшимся среди офицеров, помимо тех, что могли возникнуть непосредственно в ходе деяний по ходу службы. В таких случаях было обязательным обращение в суды чести. Надо иметь в виду, что были два различных органа: трибуналы чести с исполнительными функциями и советы чести, игравшие лишь посредническую роль.

Если дело само по себе не могло привести к мирному урегулированию или если стороны отказывались от примирения, трибунал чести должен был составить формальное признание того, что конфликт существует и что никаких дальнейших извинений по этому поводу от сторон не требуется. Впрочем, одно обстоятельство могло во многом лишить эти условия эффективности: стороны могли привести заседание трибунала чести к мертвой точке, объявив, что они не могут сдерживать себя узами вердикта трибунала, «в силу особых условий, которые управляют статусом офицера». Дополнительно к трибуналам учреждались суды за дисциплинарный проступок в случае состоявшихся дуэлей (хотя, если не применялись пистолеты, суды не проводились). Последнее было средством, которое, по сути, ставило уголовный проступок под прямой надзор государства и таким образом до некоторой степени делало его легальным.

Это заходило слишком далеко даже для принца Пруссии, как бы он ни хотел выказать свою доброжелательность корпоративному духу офицеров. Разумеется, ему возражали по основным принципам этой целостной реформы, ссылаясь на роль, приписываемую трибуналам чести как органам прежде всего морального характера. Принц быстрее всех заметил противоречивую, чтобы не сказать гротесковую, идею сделать их третейскими судьями. Тщетно пытался он выбросить этот пункт из проекта и со скепсисом, свойственным Фридриху-Вильгельму III, сочетавшим решительность и отчаяние, настаивал на том, чтобы наказания в первую очередь поставить в один ряд с общепринятым мнением, а затем довольно жестко укрепить. Это в любом случае могло бы заменить крупные полумеры менее значительными.

Однако меры, страдавшие от подобной непоследовательности, вероятно, не могли оказывать должного влияния, которое было необходимо для преодоления старых, традиционных предрассудков или, скорее, глубоко укоренившихся инстинктов. Большинство офицеров рассматривало обращение в суд чести как скрытый способ отказа от вызова, то есть как бесчестный сам по себе прием, и эта идея впоследствии почти не пользовалась благорасположением. Поэтому 16 мая 1844 года, почти год спустя после выхода в свет этих регуляций, сам король обнаружил, что он должен усилить наказания за намеренное введение в заблуждение судов чести, и добавил пункт об увольнении со службы. Мы не можем сказать, применялось ли на практике такое наказание. В любом случае даже оно по-прежнему казалось королю «чересчур мягким», и он, очевидно, не был доволен собственной работой, хотя большая часть ее, разумеется, была проделана Бойеном. На самом деле проект о реляциях страдал непримиримыми противоречиями, даже если оставить в стороне конфликт с гражданским правом.

Поэтому неудивительно, что комитет обороны Национальной ассамблеи во Франкфурте предложил суды чести полностью упразднить. К ним относилась презрительно не только большая часть офицерского корпуса, но и общественность, ибо под их компетенцию подпадали «расследования политических мнений и тенденций, разговоры, проводимые в общественных местах, и сплетни». Неизвестно, как бы принималось это предложение или каким оно могло быть, если бы Национальная ассамблея смогла завершить эту работу. Тем не менее 8 марта 1849 года на ассамблее была представлена декларация, в которой 119 депутатов заявили, что они не желают принимать участия в промежуточных выборах в комитет обороны, «потому что все члены этого комитета уже представили свои взгляды лишь с одной стороны (то есть справа) и что все они, видимо, одного политического цвета». Недовольные, таким образом, не «могли убедить себя, что комитет, который по-настоящему предполагает, что создаст нечто новое, должен состоять почти полностью из технарей ортодоксальной школы». Этот образец сарказма проливает свет не только на ситуацию во Франкфурте, но и на положение дел, которое сохранялась еще несколько лет после этого.