Мельничиха из Тихого Омута 2 - Ната Лакомка

Несколько секунд можно было только гадать — не грохнется ли донна Анна в обморок. А потом она помчалась на задний двор так прытко, что только каблучки туфелек замелькали.

Я с удовольствием проводила её взглядом, выглянув в окно, а потом вернулась к рубцу и прочим вкусностям, которые предполагала подать на ужин, когда появится Рейвен.

Но суетясь возле стола, я успевала поглядывать в окно, чтобы не пропустить госпожу Анну, когда она будет возвращаться. Она и вернулась — бледная, судорожно стягивая на груди концы шали. Я не смогла сдержаться и высунулась в дверь, крикнув:

— Если вам так понравилось, госпожа Анна, я ещё рубца заказала! Теперь буду готовить его каждый день! Только для вас!

Нашу гостью будто ветром сдуло опять на задний двор. Вот и хорошо, я позволила себе немного порадоваться маленькой мести. Рубец ей не нравится, видите ли! Если не сказать, что рубец — так слопала бы без остатка. Строит тут из себя изысканную даму!

К ужину донна Анна не появилась, как я и ожидала, зато появился Рейвен и уплетал рубец за обе щеки. Работники, между прочим, тоже оценили моё блюдо, и я клятвенно пообещала мужчинам в следующий раз приготовить рубец по-нормандски — в горшочке, с расщепленной телячьей косточкой, чтобы был пожирнее, и с горой рубленного лука, моркови и сельдерея для пикантности.

— А римский суп? — с надеждой попросил Рейвен.

— Только за отдельную плату, — ответила я с необычайно серьезным видом.

Мамаша Жонкелия, услышав это, встрепенулась. Наверное, решила, что я одумалась и начну вытягивать денежки с влюбленного судьи.

Рейвен просидел у нас до темноты, а потом я пошла провожать его, строго-настрого запретив мамаше Жо следить за нами.

— Проявите же такт, мамашенька, — шепотом сделала я ей внушение. — Дайте вы бедной вдовой женщине хоть мужчину за руку подержать без свидетелей.

— Главное, чтобы за руку, — огрызнулась она. — Не перепутай там, в темноте. А то возьмешься за что-нибудь другое.

— Очень смешно, — сказала я строго, хмуря брови.

Мы с Рейвеном вышли во двор, и я первым делом проверила, привязан ли Лексус. Это не укрылось от судьи, он заметно приободрился, и стоило нам отойти шагов на двадцать от крыльца, спросил:

— Так что насчет отдельной платы, хозяйка?

— За римский суп? — уточнила я.

— За него, — он взял меня за талию, притягивая к себе.

— Хватит и парочки поцелуев, — разрешила я и привстала на цыпочки, подставляя губы.

Несколько упоительных минут мы целовались в ночи, под молодой луной, и никакой осёл нам не помешал. Вороной Смат судьи смирно стоял поодаль и совершенно не вмешивался в дела своего хозяина. Очаровательно деликатный конь.

— Я как угорелый с тобой, — хрипло прошептал Рейвен, когда мы остановились, чтобы передохнуть. — Совсем мне голову задурила…

— Или прикормила, — я не удержалась и хихикнула. — Ладно, вам пора, господин судья. Идите, я вам на прощанье помашу.

— Опять прогоняешь? — он притиснул меня к себе, поглаживая кончиками пальцев по щеке, по подбородку. — Что же мне сделать, чтобы не прогоняла?

— Подумаю об этом на досуге, — ответила я, немного смущенная его пылом. — Всё, спокойной ночи. Мне ещё посуду мыть и с мамашенькой объясняться. Она кое-что подозревает.

— О нас подозревает? — обрадовался Рейвен.

— Обо мне, — разочаровала я его.

Он потоптался ещё сколько-то, а потом взял Смата за поводья и пошел к лесу, оглядываясь через каждые два шага. Я махала ему вслед и улыбалась, и когда повернула к мельнице, тоже улыбалась, вспоминая, как судья нежно гладил мои губы. Бывают же такие мужчины на свете…

— Как вы мило прощались с милым Рейвеном, — раздался голос из темноты, и я подскочила от неожиданности.

Конечно же, это была донна Анна — бледная, в темной шали, и злющая, как собака.

— Вы нарочно хотели меня напугать? — спросила я, останавливаясь. — Или просто так тут шляетесь?

— Вышла прогуляться перед сном, — ответила она с вызовом.

— А, прогуляться, — протянула я. — Точно не сокровища моего покойного мужа ищите? Или вам до сих пор от рубца плохо?

— Думаете, меня это остановит? — она криво усмехнулась. — Плохо же вы меня знаете, хозяюшка.

— Идите-ка спать, — посоветовала я ей, обходя её стороной, на порядочном расстоянии, чтобы не выкинула чего. — Через полчаса я запру дверь, и если не вернётесь, будете ночевать под боком у Лексуса.

Она не ответила, я поднялась на крыльцо и уже взялась за дверную ручку, как вдруг позади раздался сдавленный вскрик. Рывком оглянувшись, я увидела Анну, которая смотрела куда-то на озеро, вытаращив глаза и уронив шаль на землю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ У меня волосы зашевелились, и я, судорожно сглотнув, обернулась к озеру.

Лунного света оказалось достаточно, чтобы увидеть на поверхности воды странную и страшную картину — невероятное чудовище, похожее на осьминога, извивалось над волнами, распуская и собирая щупальца с присосками. Два круглых глаза горели мертвенным серебристым светом, а из воды к нам тянулись перепончатые лапы.

Я узнала и эту голову, больше похожую на голову слона со множеством хоботов, и эти загребущие лапки.

Моргелюты Турсо и Каппа решили устроить небольшое представление для Анны. Выглядело, надо признать, впечатляюще. У меня даже колени подкосились, а ведь я знала, что это — безобидные тупоголовые водяные, которые знали меня своей хозяйкой. Сейчас Аннушка завизжит и убежит ещё быстрее, чем от рубца…

— Значит, легенды не лгут! — донна Анна и правда закричала, но совсем не от ужаса. Лицо её выразило почти безумный восторг, она всплеснула руками и побежала к озеру, теряя туфли и вопя: — Дайте мне её! Дайте мне чёрную курочку! Чёрную курочку!

— Стой! — заорала уже я, когда она полезла в воду, сразу провалившись по пояс. — Мамаша! Кто-нибудь!! — я застучала кулаком по двери, а потом бросилась следом за Анной, потому что она уже забрела по самую грудь.

Моргелюты провалились в озеро, как их и не было, но Анна продолжала упрямо идти к тому месту, где они показались.