Ветер и море - Марша Кэнхем

Ангус Макдональд был последним из принимавших наказание моряков. Он оттолкнул руки, потянувшиеся к ремням, чтобы привязать его к решетке, и сам схватился за прутья, приготовившись к «поцелую "кошки"». Вздувшиеся на спине мускулы едва вздрагивали под обжигающими ударами, и когда все было кончено, он повернулся к мостику и ироническим жестом почтения к начальству коснулся пряди волос надо лбом.

Теперь остались только два пирата. На палубе воцарилась мертвая тишина, покалывающая кожу и вызывающая дрожь отвращения в мужчинах, давно привыкших к жестокостям морской жизни.

– Нет, нет, мистер Беддоуз! – помахал капитан поднятой тростью слоновой кости, когда старшина дал сигнал стражникам, державшим Сигрема. – Сначала другого. Пусть для этого ожидание станет частью наказания.

Нильсона потащили по палубе и бросили на железную решетку. Его рубашку разорвали на плечах, и ее лохмотья свешивались поверх ремня на бриджи, руки растянули в стороны и, как и лодыжки, привязали к железным прутьям.

– Готово, сэр, – доложил Беддоуз.

Вперед вышел капеллан и, возвысив дрожащий голос, обратился к стоявшим на мостике:

– Сэр, я умоляю вас проявить милосердие и изменить слишком суровое наказание. Вы прекрасно понимаете, что ни один человек не в состоянии выдержать...

– Преподобный Ноббс, – оборвал его Дженнингс, – что я прекрасно понимаю, так это то, что вы вмешиваетесь в дисциплинарный распорядок военно-морского флота. Если вы хотите сохранить целой кожу на собственной спине, советую вам вернуться к вашим молитвам и больше ко мне не обращаться. – Отвернувшись от капеллана, Дженнингс раздраженно махнул барабанщику.

Как и при предыдущих наказаниях, офицеры и матросы сняли фуражки и шляпы и сунули их под мышки, когда на палубе появился помощник боцмана. Он встряхнул свернутую плеть, дав возможность четырехфутовым хвостам свободно скользнуть по переборке, и вопросительно взглянул на капитана, который в ответ кивнул и выразительно произнес:

– Выполняйте свой долг, сэр.

Поежившись под взглядами команды, помощник занес плеть над головой и, вложив всю свою силу в замах, резко ударил по спине Нильсона всеми девятью хвостами. Узник вздрогнул от удара, его руки сжали железную решетку, как будто стали с ней одним целым, глаза выкатились, губы исказились в страдальческом крике, который не смолкал, пока над палубой снова и снова раздавались свист и удары; из ран на ребрах и бедрах Нильсона сквозь повязки начала проступать кровь, охваченное лихорадкой тело дрожало, мускулы свело судорогой. Узлы на концах кожаных хвостов рассекали избитое тело, из которого при каждом ударе летели брызги крови.

После двадцати четырех ударов помощник боцмана остановился, его лицо и руки блестели от пота. Он протер мокрую от крови плеть и передал следующему в очереди. Доктор Рутгер подошел к Нильсону, но ничего не мог сделать, чтобы облегчить ему страдания, ничего не мог сказать, чтобы прекратить пытку. Со смесью муки и презрения в светло-карих глазах он взглянул на Адриана в поисках поддержки, но лицо лейтенанта осталось бесстрастным.

К концу второй серии ударов узник замолчал, к концу третьей – обмяк и больше не шевелился; вокруг него образовалось кольцо крови, обозначившее путь кнута к решетке и обратно; Когда закончилась четвертая серия, Мэтью бросился к Нильсону. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы с болью и яростью крикнуть:

– Капитан, этот человек мертв!

– Благодарю вас, доктор. Мистер Беддоуз, продолжайте наказание.

– Я сказал, человек мертв! – Мэтью шагнул вперед. – Наказание закончено – вы получили свою порцию крови!

– Я приказал продолжить наказание! – Дженнингс оперся о поручни, и его глаза превратились в узкие щелочки. – Было назначено триста ударов, триста ударов он и получит.

– Это... это варварство! – Доктор был потрясен, как и все остальные.

– Немедленно отойдите в сторону, доктор Рутгер! – приказал капитан.

– Нет, сэр, будьте вы прокляты!

Тишина повисла над палубой. Команда застыла, не смея даже дышать. Потрескивание парусов и снастей над головами казалось оглушительным в наступившей тишине; даже ветер добавил напряженности, раскачивая болтающийся канат и стуча им по мачте, как по военному барабану.

– Прошу прощения, доктор? – зловеще спокойным голосом переспросил Дженнингс. – Не уверен, что расслышал ваши слова.

– Вы слышали меня! – Не обращая внимания на предупреждение, написанное на лице Адриана, Мэтью подошел к мостику. – Вы все меня слышали! – Он в ярости повернулся лицом к рядам моряков. – Я возмущен бессмысленным кровопролитием, которое мы допустили на борту этого корабля! Узник мертв; ничего нельзя выиграть или проиграть, продолжая его наказывать. Ради Бога, отвяжите его и позвольте его душе покоиться в неком подобии мира!

– Лейтенант, – нахмурившись, обратился Дженнингс к Баллантайну, – кажется, у нас назревает небольшой бунт. Так как вы лучше других знакомы с последствиями такого поведения, то, быть может, могли бы объяснить доктору...

– Здесь нечего объяснять! – резко перебил его Мэтью, покраснев от гнева. – Адриан, мне жаль...

– Жаль? – удивился Дженнингс. – Да, конечно, я бы пожалел любого, кто потворствует такому явному неуважению к своему старшему офицеру.

– Капитан, узник мертв, – сквозь зубы процедил Адриан. – Что еще можно получить, наблюдая за поркой?

– Можно получить урок* лейтенант. – Дженнингс с удовольствием наблюдал за борьбой эмоций на лице Баллантайна. – Урок уважения власти и дисциплины, который мы будем проводить на борту моего корабля!

– Гуманное обращение с заключенными не может быть расценено как признак слабости, – настаивал Баллантайн. – И уважение к их смерти в любом случае не уменьшит вашей власти. Человек совершил безрассудный поступок и заплатил за него жизнью. Какую еще более высокую цену можно запросить?

– Я ничего не прошу, – невозмутимо отозвался Дженнингс. – Однако я отдал четкий приказ – приказ, который должен быть выполнен независимо оттого, что кто-то пытается мне помешать.

– Если вы будете издеваться над мертвым, то можете столкнуться с еще шестьюдесятью такими же упрямыми бунтовщиками, – попробовал Баллантайн другую тактику.

– Вы осмеливаетесь обсуждать мой приказ, лейтенант?

– Я обсуждаю последствия, – сдержанно ответил Адриан.

– Достойный ответ. Но я буду обсуждать их, если и когда они возникнут. Мистер Беддоуз, – обратился Дженнингс к старшине, – пусть ваш следующий человек займет свое место. Наказание будет закончено, как приказано.

– Нет! – выкрикнул Мэтью, встав между окровавленным телом и моряком, державшим хлыст. – Если вам непременно нужно до конца досмотреть эту пародию, вам сначала придется расправиться со мной!

– Мэтт! – Баллантайн подошел к ограждению, и капитанская трость слоновой кости со стуком опустилась на дубовый поручень рядом с ним.