Разбойник - Керриган Берн

Возможно, все, чего требовала сложившаяся ситуация, – это много пирогов.

Фара застала Фрэнка терпеливо надрывавшимся над роскошным пиршеством и провела остаток послеполуденного времени, пробуя его еду, снимая пробы с вина и изо всех сил стараясь забыть о том, что завтра в церкви она скрепит свою клятву с дьяволом.

После этого она будет принадлежать ему.

Ее тело будет принадлежать ему. В половине девятого, стоя в роскошной столовой комнате, Фара изучала пейзажное полотно с изображением Бен-Мора, подозрительно смахивавшее на работу кисти Томаса Коула, американского художника-пейзажиста. Лакей Грегори Тэллоу, которого она узнала по серьезному заиканию, разжег свечи в неприличном количестве канделябров для человека, обедавшего в одиночестве. Облака и закат над горными вершинами были настолько естественными, что Фара потянулась к картине в надежде поймать вечер, прежде чем он исчезнет.

– Я питаю слабость к американским художникам, которые работают в романском стиле, – раздался голос Блэквелла из тени у двери в столовую.

Отдернув руку от полотна, Фара повернулась к нему лицом.

– Да? – Ее раздражало, что каждый раз, когда она заявляла о своем присутствии, у нее появлялось ощущение, что он некоторое время наблюдал за ней, и она замечала его лишь тогда, когда ему этого хотелось.

Фара сделала бодрящий глоток вина, не обращая внимания, что ее лицо уже покраснело, а кровь разогрелась от нескольких бокалов, выпитых в течение дня.

– М-мастер Блэк-к-квелл! – Лакей вытянулся перед ним, будто приветствовал британского полковника, поправив галстук-бабочку и пригладив редеющие светлые волосы. – М-м-мы под-думал-ли, что в-в-ы пообед-дает-те в своем каб-бинете. Как об-б-б…

– Я понял, – мягко остановил его Дориан, заметив, что речь лакея совсем подводит его.

Тэллоу, худощавого телосложения и невысокого роста, густо покраснел и отказался смотреть в сторону Фары.

– Уолтерз уж-же прислал п-поднос.

Подозрительно много англичан работало в этом шотландском замке. Неужели все они были преступниками?

Фара почувствовала жалость к этому человечку, вибрировавшему с нервной энергией лесного оленя, который, казалось, так же легко был готов скрыться в лесной чаще при малейшей провокации.

– Я вижу. Но я решил присоединиться за обедом к своей невесте, – сообщил Блэквелл.

Фара не знала, чьи глаза расширились больше при слове «невеста», ее или лакея. Тэллоу исчез, не проронив больше ни единого сложного слова.

Даже в своем безупречном черном вечернем смокинге, рубашке с воротником и галстуке Блэквелл вызывал в памяти образ пирата. Возможно, все дело в килте, подумала Фара, или, скорее, в повязке на глазу, которую он снова надел. Хотя, не исключено, что и в его густых волосах – чуть более длинных, чем диктовала мода. Хотя, предположила Фара, все дело в его манере осматривать окружавшее его великолепие, как будто он и не считает его своим, но убьет, лишь бы оно было в безопасности.

И на нее он смотрел так же. Как на собственность.

Фара не могла понять, в чем дело, ведь она же пообещала стать его женой, не так ли? Жена считалась законной собственностью, и этот факт привлекал ее больше, чем следовало бы.

Она поставила бокал на стол, решив, что с нее довольно.

– Что все это значит? – Он указал жестом на стол, заставленный подносами.

– Это обед.

Фырканье послужило свидетельством его недоверия.

– Это не обед. Это… обжорство.

Фара, нахмурившись, оглядела стол. Индийское карри из ягненка, окруженное ароматными лепешками, было главным блюдом. Затейливое яство из куропаток дымилось рядом с острым деликатесом из жареного мясного фарша, приготовленного с чесноком, петрушкой, эстрагоном, зеленым луком и говяжьим салом и запеченного в тесте с маслянистой румяной корочкой.

Закуска включала в себя устрицы, которые вынули из раковин, запекли, а затем вернули в раковины, залив растопленным сливочным маслом с укропом.

Лакей вернулся, и пока он сервировал второе, Фара насчитала абсолютно неприличное количество десертов. Возможно, им следовало отказаться от шоколадного бисквитного торта или маленьких рогов изобилия с начинкой из сливок и фруктов под шоколадным соусом. Она никак не могла решить, что выбрать: миндальные пирожные с соусом из выпаренного хереса, пироги шрусбери с кориандром… или ванильный крем-брюле с патокой. Боже, вероятно, они с Уолтерзом немного увлеклись днем, когда он все это готовил.

Покосившись на Блэквелла, Фара едва сдержала гримасу.

Взгляд его единственного глаза был устремлен на ее тонкую талию, перехваченную широким черным поясом, словно оторопевшим от ее намерений на вечер.

– А я люблю поесть, – защищаясь, промолвила она, опуская уточнение, что обычно переедает во время стресса или тревожности.

– Все любят поесть. Пища поддерживает в нас жизнь. Но я ожидал тушеную баранину с овощами, что мне обычно подают по понедельникам. – Блэквелл уставился на угощения, словно не зная, что с ними делать.

Фара поморщилась.

– Я уверена, что тушеная баранина – очень… питательна, – дипломатично проговорила она. – Но вы должны признать разницу между едой, которая питает тело, и едой, питающей душу.

– Но у меня нет души, вы не забыли? – Он метнул быстрый взгляд на ее прищуренные глаза, и уголки его рта чуть изогнулись.

Дориан Блэквелл величественно обошел Фару и отодвинул высокий стул во главе стола.

– Миледи!

– Разве это не ваше место?

– Место за моим собственным столом никак не отмечает меня как хозяина замка и не лишает меня этого статуса, где бы я ни сидел. – Взяв льняную салфетку, он указал затянутой в перчатку рукой на стул. – Сегодня вечером это место приготовлено для вас. Я не хотел бы потеснить вас.

Фара изо всех сил старалась не удивляться и не быть очарованной одновременно.

– Как-то это у вас нескладно выходит, – заметила она, усаживаясь. У нее перехватило дыхание, когда он положил салфетку ей на колени.

– М-да, наверное. Но я могу себе это позволить.

Такое преуменьшение позабавило Фару сильнее, чем бы ей того хотелось.

Блэквелл уселся слева от нее, расположившись так, чтобы видеть обе двери, и разложил салфетку поперек килта. Хотя стол был настолько длинным, что дальний его конец едва не пропадал за горизонтом, Дориан Блэквелл своим присутствием превратил именно это место за столом в, бесспорно, главное.

– А почему еда стоит не на боковом столе и здесь нет обслуживающего вас лакея? – поинтересовался он, обводя взглядом горы еды, расставленной перед ними.

– Я сказала им, что будет нелепо стоять рядом и подавать еду единственному человеку за столом. К тому же уже поздно, и я уверена, что они найдут лучшее применение своему времени. – Фара положила на свою тарелку несколько устриц.