Разбойник - Керриган Берн

– Мне хватает моих богатств и собственности, – заявил он. – Что мне проку от поместья, нескольких доходных домов в Гэмпшире и особняка в Мейфэре? Мои земли приносят больше прибыли, чем земли королевы. Я подпишу документ, дающий вам полное право на имущество вашего отца, прежде чем мы поженимся. Оно будет вашим, и вы сможете делать с ним все, что пожелаете.

Странное, парализующее оцепенение, рожденное шоком и недоверием, охватило конечности Фары. Память ее милого Дугана отомстила за нее. Любимый дом отца вернется к ней. Бриллианты матери и бесценные произведения искусства снова станут принадлежать ей, она сможет беречь их и восхищаться ими. Передать их будущим поколениям. С такими ресурсами она смогла бы раскрыть тайну смерти своих родителей. Потребовать правосудия над захватчиком Уоррингтоном и его фальшивой невестой.

О боже! Неужели она действительно думает об этом… безумии? Фара смерила взглядом стоявшего перед ней мужчину, оценивая его силу, суровость, беспощадное самообладание. К чему же приведет согласие стать женой самого печально известного человека во всей империи? При мысли об этом у нее похолодела кровь.

И все же…

– К чему вам титул и место в парламенте? – поинтересовалась она.

Он с усмешкой посмотрел на нее.

– Чего хочет каждый мужчина? Престижа. Большей власти. Доступа к элите. Есть еще некоторые инвестиции и схемы, осуществить которые невозможно без титула и благословения королевы. Уж на что американцы излишне самоуверенно настроены в том, что касается отсутствия у них аристократизма, но и они, скорее всего, предпочтут иметь дело с титулованным английским джентльменом, что существенно облегчит мои заморские начинания.

– Никто и никогда не спутает вас с джентльменом, – язвительно проговорила Фара.

Эти слова вызвали низкий звук в глубине его горла и веселую искорку в его здоровом глазу. Версия улыбки и смеха Дориана Блэквелла.

– Целая минута прошла с последнего оскорбления, – произнес он. – Означает ли это, что мне удалось убедить вас пересмотреть свой отказ?

– А у меня есть выбор?

– Он вам действительно нужен?

Озадаченная, возбужденная, оскорбленная, удивленная, Фара никак не могла решить, какую эмоцию предпочесть. Как она могла принять такое важное решение не где-нибудь, а в ванной комнате? Женщина по крайней мере должна быть одета соответствующим образом, раздумывая над предложением руки и сердца – или команде выйти замуж? – или чем там это было. Блэквелл был не только убедителен, как дьявол, но еще и так же соблазнителен, честно говоря. Но она же гордилась своей практичностью, не так ли? Нельзя ли каким-то иным способом справиться с опасностью, в которой она оказалась? Фара отказывалась верить, что брак с преступником был ее единственным выходом. А как же карьера? Ее жизнь? Как же Морли? Он наверняка разыскивает ее сейчас. Вероятно, он не слишком встревожился из-за того, что она не пришла на воскресный чай, потому что планы часто меняются, но когда она не появилась на работе этим утром, он уже начал ее искать.

Не сможет ли Морли тоже предложить ей защиту от некоего человека, который хочет ее смерти?

Возможно, но, несмотря на ее сомнения относительно Черного Сердца из Бен-Мора, она не могла отрицать ни его безжалостной жестокости, ни его ума, ни изобретательности. Блэквелл безжалостно одолевал своих врагов; он мог и ей помочь избавиться от своих.

Но кто защитит ее от него?

Более того, может ли она поверить, что он сдержит слово? Что он от нее скрывал? Чего еще она в нем не рассмотрела? Фара знала, что у Дориана Блэквелла были свои тайны – настолько глубоко спрятанные, что добраться до них сможет лишь адское пламя. Может ли она привязать себя к нему как жена? Осмелится ли?

«Ты не можешь выйти замуж еще за кого-то, Фея! Ты принадлежишь мне! Только мне!»

– Этого он бы не захотел, – сказала она себе дрожащим голосом.

– Вы ошибаетесь.

Что-то в этих жестких словах, произнесенных более мягким тоном, заставило Фару посмотреть на Дориана, но когда она вновь открыла глаза, он снова от нее отвернулся.

– Кроме вас, я был единственным человеком в целом мире, которого Дуган любил и которому доверял. И, честно говоря, он был единственным человеком, который когда-либо что-то для меня значил… Может, потому, что у меня не было Феи, которая могла бы захватить мое сердце?

Не потому ли, что у него просто не было сердца? Фара очень хотела, чтобы он посмотрел на нее. Чтобы она смогла увидеть холод его жестоких черт. Чтобы его пугающая внешность заморозила робкое тепло, пробравшееся в ее сердце и угрожающее растопить ее решимость.

Блэквелл остался стоять лицом к окну, его темная тень купалась в пасторальном солнечном свете. Для кого-то, кто говорит на правильном английском, он точно казался частью этого дикого, холмистого, вероломного пейзажа.

– Что вы говорите? – подсказала она.

– Вам не кажется, что если бы он был жив, то захотел бы нас познакомить? Захотел бы даже, чтобы мы поладили. Его самый близкий друг и любимая жена?

Вопросы Блэквелла лишили Фару дара речи. Скрытый в них смысл был чем-то, о чем она не подумала, чем-то, что могло изменить все ее перспективы.

– Я же говорил вам, что он просил меня разыскать вас. Разве это нельзя счесть возможностью того, что даже в случае его смерти он мог бы благословить наш брак? Что, возможно, он даже хотел, чтобы мы поженились – чтобы заботиться друг о друге? – сделал тревожно убедительный вывод Блэквелл.

– Заботиться друг о друге? – переспросила Фара. – Разве это возможно? – выдохнула она, тут же пожалев о том, что у нее не хватило ума держать свои мысли при себе.

Молчание Дориана Блэквелла стало более осмысленным, чем любые слова, а мысли Фары закружились, пока он рассматривал изумрудные берега, целуемые весной, и собирающиеся вдали облака. Фара заметила, что с возрастом и опытом стала все чаще заниматься самоанализом, на который редко бывают способны молодые. Бо́льшую часть своей жизни она считала способность к заботе и состраданию одной из своих сильных сторон. Смогла ли бы она заботиться о Дориане Блэквелле? Конечно, смогла бы. Он же человек, не так ли? С потребностями, амбициями и… чувствами. Хотя в последнее и трудно было поверить. А что, если Блэквелл превратит ее способность заботиться о ком-то из одной из самых сильных ее сторон в глубокую слабость? Если кто и способен на что-то подобное, так это, скорее всего, именно Блэквелл, человек без совести и жалости… Вот в чем заключалась опасность!

– Независимо от того, какие чувства мы друг к другу испытываем, я клянусь заботиться о вас. Не стоит ли с этого и начать? – Он наконец повернулся к ней, его шрам в солнечном свете казался почему-то еще белее и глубже. Даже на свету в его больном глазу таилась тень, намекавшая на таинственную, ужасающую пропасть, в которую можно заглянуть и никогда не найти ее дна. Какая-то бесшабашная часть Фары хотела рискнуть, и это был самый опасный импульс, какой она испытала во взрослой жизни.