Ошибка президента - Фридрих Незнанский

– Зачем кричишь? Кричать не положено.

Вадим Дроздов теперь делил время на две неравные части – «до Ирландии» и «после Ирландии», причем вторая часть была хоть и значительно меньше первой, но гораздо актуальнее.

Если «до Ирландии» он в общем и целом доверял ребятам из спецохраны, то «после Ирландии» он верил только парням из своей опергруппы, которые подчинялись ему лично и которых он знал как облупленных. Хотя, положа руку на сердце, и им он верил только потому, что человек должен на кого-то опираться, иначе он становится совершенно бессильным.

А ведь скоро настанет момент, когда ему понадобятся люди… И один в поле воин, но только не против боевиков спецохраны.

У него, правда, были еще Турецкий и Меркулов, врач Женя Точилин, Грязнов с дядюшкой, но что могут советники юстиции, медик и пенсионер против парней, дерущихся ногами? Турецкий убедил Дроздова, что надо связаться и с милицией, хотя это ведомство не вызывало у Вадима никакого доверия. Разве что посоветоваться лично с Романовой, которой Меркулов с Турецким доверяли как самим себе.

Рано утром в понедельник Дроздов вошел в кабинет начальницы МУРа. Турецкий, Меркулов и Грязнов уже ждали его.

– Не-е, ребята, – говорил Грязнов, качая головой, – так не пойдет. Даже за тысячу Президентов я дядину голову подставлять не буду. Вы что, шутите, пусть дядя Гриша займет его место, они его кокнут, и все, значит, закончилось хорошо. Нет, я решительно против.

– Да, – почесал затылок Турецкий, – я, Слава, на твоем месте рассуждал бы так же. Да и на своем тоже. Александра Иванна! – повернулся он к Романовой. – Это что же в самом деле получается, мы дядю под верную пулю подставляем, так, что ли?

Романова вместо ответа, скрестив руки на груди, мрачно посмотрела на Дроздова.

Некоторое время все молчали.

– Как ты думаешь, Вадим, – спросил наконец Турецкий, – чего они хотят, эти ваши орлы? Убрать Президента, похитить?

-Ну, – глухо сказал Дроздов, – судя по тому, что было в Ирландии, скорее всего – убить.

– Нет! – Турецкий вскочил с места и нервно заходил по кабинету, – Тот случай ничего не объясняет, понимаете? Тогда покушение готовилось так, чтобы можно было все свалить на естественные причины: стало плохо с сердцем, внезапный инфаркт, инсульт, удар, – в общем, придумали бы что-нибудь подходящее.

– Ну ты, Саша, все-таки недоучитываешь экспертизу, – вставила Романова.

– Какая экспертиза, Шура! – Турецкий уже почти кричал. – Да если они сумели Президенту вместо лекарства подсунуть какую-то пакость, так уж экспертизу они проведут такую, как им надо. Если решат, что будет лучше всего, если Президент внезапно скончается от острого приступа слоновой болезни или прищемления дверью левого уха, экспертиза и это установит!

– Но… – хотела что-то сказать Романова, однако Турецкий снова перебил ее:

– А теперь они, очень возможно, придумают что-нибудь другое. Захватят Президента, всем объявят, что он заболел.

– Народ, конечно, опять раскричится, что у него – запой, – мрачно констатировал Дроздов.

– Да, по-моему, ваши ребята делают все, чтобы его опозорить.

– Снизить рейтинг, – с мрачной иронией поправила Турецкого Романова, – Теперь так принято говорить. Ты отстаешь от жизни.

– Плевать! – крикнул Турецкий.

– Понимаешь, Саша, – Дроздов говорил тихо, и все замолчали, чтобы лучше расслышать его слова, – самое худшее заключается в том, что Президент не верит в эти покушения. Вернее, верит, но… и не верит. Он по-прежнему не допускает мысли, что это дело рук кого-то из наших. Я говорил об этом с Шиловым, и у меня создалось впечатление, что он тоже не вполне мне, поверил. Хотя… на время отстранил Руденко от важных операций.

– Может быть, он проверяет его, – предположил Турецкий.

– Может быть, – ответил Дроздов и продолжал: – Так вот. Сейчас я по возможности пытаюсь отслеживать все передвижения войск спецохраны. Если будет что-то подозрительное, имело бы смысл послать туда двойника – за пятнадцать минут, полчаса. Чтобы сам Президент, а с ним и Шилов наконец убедились, что это не мои иллюзии и не моя идефикс… – голос Вадима дрогнул.

– Возможно, это действенный и остроумный план, – заметил Грязнов, – но я категорически против.

В течение всего разговора Слава Грязнов испытывал острое чувство досады. Он уже давно ругал себя за то, что вообще согласился впутать дядю в подобное весьма рискованное предприятие, которое в том виде, как его подал Дроздов, выглядело теперь очень опасным. Григорию Ивановичу отводилась крайне неблагодарная роль наживки – быть застреленным или похищенным вместо Президента. И то и другое Славе Грязнову очень не нравилось.

– Хорошо, – Шура снова закурила. – Я Славу понимаю, ребята. Ты, Александр Борисович, подумай. Если бы это был твой дядя, ты вот так же легко послал бы его под пулю? Сейчас еще рано решать что-то конкретное. Может быть, и дядя не понадобится. Подождем.

– Посмотрим, – Дроздов невесело усмехнулся. Он лучше всех понимал, как опасен неизвестный враг и на какие вынужденные жертвы придется пойти, чтобы вывести его на чистую воду.

Потолкавшись часа полтора возле метро «Чернышевская», человек, называвший себя Алексеем Снегиревым, выяснил у старушек, где можно было за божеские деньги снять комнату. Доисторическую монументальную дверь, пережившую, по всей видимости, не только блокаду, но и всемирный потоп, охраняли лепные амурчики. В двери имелся кодовый замок, но такие замки приличные люди проходят навылет. Алексей надавил три наименее пыльные кнопки, открыл дверь и вошел.

Тридцать вторая квартира, как ему и описывали, обнаружилась на четвертом этаже. Девять разномастных кнопок, по-видимому, соответствовали числу соседей в коммуналке. Кнопки вполне соответствовали фразе «Чужие здесь не ходят». Бумажки с половиной фамилий либо отклеились, либо были замазаны краской при последнем ремонте. Алексей выбрал самую замызганную, позвонил и приготовился ждать.

Несмазанный замок заскрежетал, на удивление, быстро. Дверь, открытая энергичной рукой, распахнулась во всю ширину. На пороге возник мрачный широкоплечий верзила с двумя серебряными колечками в ухе. Мощные челюсти перекатывали жевательную резинку. Позади него тянулся вдаль коридор, скупо освещенный и таинственный, как египетские гробницы.

– Ради всего святого, извините за беспокойство, – глядя снизу вверх, интеллигентно улыбнулся ему Алексей. – Я, видно, не на ту кнопку нажал. Мне бы Анну Федоровну Погореловскую…

Буркнув что-то сквозь зубы, коммунальный Шварценнеггер повернулся к нему необъятной спиной и зашагал прочь, на ходу громыхнув кулаком в первую же дверь по левую руку. Можно было представить, как там, внутри, зазвенела посуда и испуганно подскочила старенькая хозяйка. Алексей защелкнул за собой замок и пошаркал кроссовками по половичку.