Ошибка Клео - Лола Лафон

Антон смущенно опустил глаза. Босые ноги Бетти на кухонной плитке свидетельствовали о ее прошлом – это были ноги балерины с высоким подъемом. Ее темные с проседью волосы спиралями спускались до поясницы. Она улыбалась ему. Что он хочет узнать о балете? Это надо ему для школы? Антон почти забыл, что выдумал этот предлог, чтобы напроситься в гости.

Как охотник идет по следу зверя, так женщины в их семействе следили между двумя покрасками за ростом волос: «У меня корни вылезли!» Летом они прятались от солнца и полностью закрывали лицо, опасаясь повышения уровня меланина, как какого-нибудь вируса.

Одним своим видом Бетти с ее длинными кудрями бросала вызов блондинистым шевелюрам, за которыми так тщательно следили мать и бабка Антона.

Одним своим видом она отметала попытки подступиться к истории, разобраться в которой поклялся себе Антон. Но преданность семье подразумевала соблюдение неписаных законов: никто никогда их не учил, но все их знали. И применяли.

Фразу, которую Антон твердил про себя, пока ехал в метро и поднимался в лифте в квартиру Бетти и Робина, он так и не произнес: «У меня есть ответы на твои вопросы насчет Me Too».

На улице он обернулся. Бетти стояла у окна и махала ему рукой.

После ужина Антон ушел к себе в комнату и просмотрел страничку Коппелии. Она запостила новую фотку – сероватого окраса пес, найденный на стоянке перед гипермаркетом; по всей видимости, его задела машина: у него была неестественно вывернута задняя лапа. Вместо подписи Бетти написала капслоком одно-единственное слово: СПАСИТЕ. Тетка бросала работу, избегала споров, отворачивалась от прошлого, пропускала семейные ужины. Единственное, в чем она проявляла постоянство, это верность виртуальной Коппелии бессловесным созданиям. Сердце у Антона жарко колотилось, эхом отдаваясь в висках, когда он кликнул на изображение чернокожей балерины в красной пачке: добавит ли его Коппелия к списку своих друзей? Увидятся ли они в следующую среду?

– Как ты меня нашел, я же там под псевдонимом?

Открывая ему дверь, тетка улыбалась; ее чуть кривоватые передние зубы делали ее похожей на симпатичного светлоглазого сурка.

Антон принес пирожные. Он приготовил всего один вопрос, ответ на который не очень его интересовал, зато он хотя бы сумел его задать: а эта стипендия, способствовавшая взлету карьеры Бетти, она еще существует? Кто-нибудь из знаменитых балерин ее получал?

Робин в замешательстве наклонился к нему: что-что?

Стипендия ничему не способствовала, и она ее не получала, ответила тетка. После этого она замолчала. Комнату наполнили звуки городской симфонии – перезвон колоколов, вой полицейской сирены, шум наземного метро и детские крики с верхнего этажа. Робин посмотрел на часы. Антон, испугавшись, что ступил на скользкую дорожку, срочно засобирался домой – делать уроки. На улице он обернулся. Она стояла у окна, и рукава ее оранжевой рубашки с кремовым воротником порхали вокруг запястий словно бабочки.

Он выждал две недели, а потом, не заморачиваясь поиском предлога, напросился в гости.

По средам во второй половине дня они втроем садились за стол, заставленный сдобными булочками и пирожными, и, запивая их литрами чая, чувствовали себя семьей.

Тетка рассказывала о брошенных животных; она устраивала встречи между теми, кого называла нелюдями, и теми, кого считала людьми. Бетти видела свою цель в том, чтобы покончить с бездомным существованием животных, предать огласке жестокое обращение с ними, она расспрашивала будущих приемных хозяев, чтобы убедиться в их добросовестности, организовывала перевозки.

– До чего все это грустно, – вздыхал Антон.

– Нет ничего грустного в историях, если они имеют начало и конец, – возражала тетка. – Другое дело те, в которых ничего не происходит, ничто не называется своими именами и нет никакой ясности.

Что до тетки, то она вовсе не грустила. Зато бывала резкой. Когда Антон пожаловался на трусость одноклассницы-марокканки, не вставшей на защиту другой одноклассницы, румынки, подвергшейся расистским насмешкам, она заявила, что Антону легко возмущаться – с его белокурой шевелюрой он ничем не рискует, в отличие от тех двух девочек.

Бетти с радостным предвкушением сообщила, что скоро они с Робином отправятся в поход в департамент Пюи-де-Дом. Будут шагать куда глаза глядят и объедаться слишком сладкими бриошами – удовольствие и привилегия лузеров, к числу которых она с гордостью относила и себя, не имея никаких планов на будущее и не рассчитывая ни на какие пособия.

Если тетке удавалось выиграть партию в кости, она вскакивала с места, но тут же садилась обратно, изображая сдержанность и принимая ту же грациозную позу, какую он видел на ее старой детской фотографии.

Дома отец спрашивал Антона: «Ну, как там Бетти?» Сестра недовольно кривилась: он опять не сумел выбрать подходящий момент, чтобы обсудить вопросы, заданные на дне рождения.

Подходящий момент выбрала она. В следующую среду, не успел он позвонить в дверь, Бетти с ходу заявила, что ей надо сказать ему три вещи.

Во-первых, она повторила то, что уже говорила раньше: никакой стипендии от фонда «Галатея» она не получала.

Во-вторых, попросила его включить компьютер.

В-третьих, взяв руки Антона в свои, уточнила: если он предпочитает остаться в неведении, чтобы не портить отношения с другими членами семьи, она это поймет. И не покажет ему страницу в интернете.

ИЩЕМ СВИДЕТЕЛЕЙ

Бетти призналась, что на первом же якобы отборочном туре почуяла опасность, исходившую от членов лжекомиссии. Ей было двенадцать с половиной лет, и она убедила себя, что сумеет получить от них то, что нужно ей, и избежать «всего остального». Она почувствовала себя польщенной, когда заметила явный интерес к себе со стороны одного из тех мужчин, Марка.