Сорванец - Джордж Менвилл Фенн

– Да, – кивнул мальчик, – он всегда бранит меня.

– Почему же ты не стараешься?

– Я стараюсь, но я так глуп!

– Ты совсем не глуп, Декстер! Ведь со мной ты всегда легко учишься.

– Так то с вами! – с живостью отозвался мальчик. – К тому же вы никогда не заставляете меня говорить: «Угол АВС равен углу СВА» и прочую ерунду!

– Не называй это ерундой, – заметила Элен, невольно улыбнувшись, – это геометрия.

– Но это все-таки ерунда. На что мне знать прямые линии, квадраты и углы?

– Но в алгебре ты тоже слаб!

– Да, – вздохнул Декстер, – я и в этом так же глуп.

– Что ты, Декстер!

– Да, я очень глупый. Почему бы не решать задачи арифметикой, как мы делали в приюте? Там этого было достаточно. Ох, как же мне попадало за таблицу умножения на семь! – воскликнул Декстер. – И по голове, и по рукам, и по плечам… Я сразу выучил всю таблицу, даже умножение на девять!

– Но папа хочет, чтобы ты учился всему этому – и алгебре, и геометрии.

– А вы тоже этого хотите?

– Да, очень.

– Ну, тогда и я этого хочу. Вот увидите, что я справлюсь! – воскликнул мальчик.

– Вот и хорошо. Постарайся и порадуй мистера Лимпни своим усердием.

– Хорошо, я постараюсь. Но не думаю, чтобы он обрадовался.

– Но я обрадуюсь. Ну, теперь покажи мне то задание, с которым не справился. Я помогу тебе.

– Вы поможете мне! – воскликнул мальчик с сияющим лицом, поспешно доставая папку, перо и чернила.

Мальчиком овладело такое приятное возбуждение, что, если бы тут случился Боб Димстед, его искушения не произвели бы на Декстера никакого действия.

Сначала они разбирали задачу об апельсинах, но после нескольких напрасных попыток отложили ее и принялись за другую – про дилижансы.

– Я буду считать, когда дилижанс выехал из Лондона, – сказал Декстер, – а вы считайте, когда другой выехал из Йорка.

Задача была легкая, но с непривычки она показалась Элен такой же трудной, как теорема о квадратуре круга.

В течение некоторого времени в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь царапаньем пера.

– Эх, все напрасно! – с отчаянием воскликнул Декстер. – Я ужасно глуп!

– Ты пугаешь меня, – весело заметила Элен, – если ты глуп, то и я тоже!

– Разве вы тоже не можете решить ее?

– Нет.

– Правда?

– Да, Декстер. Алгебра мне не по силам.

– Ура! – закричал мальчик.

И, вскочив со своего места, он закружился по комнате и несколько раз перекувырнулся на ковре.

– Ты радуешься моему невежеству, Декстер? – улыбнулась Элен.

– Нет! Оказывается, я не так глуп, как думал!

– Ты вовсе не глуп, Декстер, – возразила Элен. – Давай начнем сначала и постараемся узнать, как решают такие задачи. Разве мистер Лимпни не объяснял тебе?

– Объяснял, но, когда он заканчивает объяснение, мне всегда кажется, что я не понял, что он хотел сказать, и тогда я чувствую себя очень несчастным.

– Бедный мальчик! – сказала ласково Элен. – Ты не должен смотреть на уроки как на мучение. Они должны быть для тебя удовольствием.

– Это так и было бы, если бы меня учили вы! – кивнул Декстер. – Попросите сэра Грейсона отказать учителю и учите меня сами. Я буду очень, очень стараться!

– Учить тебя, Декстер? – засмеялась Элен. – Ведь ты только что убедился, что я так же невежественна, как и ты! Я поговорю с папой, чтобы он попросил мистера Лимпни понятнее объяснять тебе все.

– Вы поговорите, правда? – обрадовался мальчик, хватая ее руки.

– Непременно поговорю, Декстер.

– А я буду очень стараться! А еще запишу на бумажке все, что вы не велите мне делать!

– Вот как! – засмеялась Элен.

– Да, мистер Лимпни советовал мне записывать для памяти все, что он мне говорит. Вот смотрите!

И мальчик вынул из кармана смятый клочок бумаги. Вместе с ним из кармана выпали зерна и рассыпались по всей комнате.

– Что это у тебя, Декстер? Зачем тебе овес?

– Это для кроликов, – объяснил мальчик. – Вот все эти слова, оканчивающиеся на -us, – женского рода. Смотрите: tribus, acus, porticus. Разве это не глупо?

– Это правила латинского языка, Декстер.

– Да, мистер Лимпни так и говорит. А я записал, чтобы не забыть. А теперь запишу на бумажке все, чего вы не хотите, чтобы я делал. А потом буду вынимать и читать, чтобы запомнить.

– Постарайся запомнить иным путем.

– Каким же? – удивился мальчик.

– Запиши все это в своем сердце, а не на бумаге, – сказала Элен и вышла из комнаты.

– Да, надо все запомнить сердцем, – пробормотал мальчик, глубоко задумавшись. И, достав клочок бумаги, он сел за стол и стал усердно делать запись за записью, из которых главная была: «Не говорить с Бобом Димстедом».

На следующий день доктор Грейсон еще раз поговорил с мистером Лимпни и попросил его снисходительно отнестись к ученику, не получившему такой подготовки, как дети состоятельных людей. Учитель воспринял это как упрек в свой адрес. Просьба доктора произвела на мистера Лимпни совсем обратное действие: он стал на уроках старательно объяснять мальчику самые пустячные вещи, причем таким саркастическим тоном, который выдавал презрительное отношение к ученику.

В довершение всего Дэниел все это время следил за Декстером с удвоенным вниманием. Питер приболел, и потому старик был особенно сварлив. С миссис Миллет также произошло маленькое недоразумение из-за чашки очень крепкого ромашкового чая, который Декстер отказался пить. А Мэри продолжала донимать мальчика упреками за сломанную мельницу, не удостаивая его даже ответом на вопросы. Доктор был очень занят своими мыслями и казался чрезвычайно серьезным.

Все это производило на Декстера тяжелое впечатление: мальчик не находил себе утешения даже среди своих любимцев на сеновале, ему казалось, что в доме доктора никто его не любит, исключая одну только Элен.

Глава XXVII

Письмо сэру Джеймсу

Однажды после полудня Декстер прокрался в кабинет с очень смущенным видом.

Мэри, видевшая, как он входил туда, сейчас же побежала в кухню.

– Он затевает что-то неладное, – доложила она миссис Миллет, качая головой. – У него одни только шалости на уме, и ничего с этим не поделаешь. Мальчик из дурной семьи, и Дэниел говорит, что он всегда ищет таких же товарищей.

– Дэниел – старая болтливая баба! Смотрел бы лучше за своими слизнями и улитками, – ответила миссис Миллет, успевшая полюбить мальчика и в заботах о нем мучившая его горчичниками, компрессами, касторовым маслом и тому подобными вещами. – Он теперь исправился. Надо ему только давать побольше лекарств, и все будет хорошо!

– А вы узнали, что случилось с горькой солью12?

– Нет, не узнала. Пришлось разбить