Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

Бог, – легкомысленно заметила Анна. И когда их с Балдуином взгляды встретились, они снова расхохотались.

К приходу фламандца Энора уже почти уснула, но теперь мигом взбодрилась. Она попыталась заговорить, но у нее снова случился приступ кашля.

– Это значит, что мне не придется выходить замуж за сына Леопольда? – почти не смея надеяться, спросила наконец она.

Балдуин кивнул.

– Да, леди Энора, – сказал он ласково. – Так и есть. Мы побудем в Зальцбурге до тех пор, пока ты не поправишься, а затем поедем домой.

Глава VI

Замок Шинон, Турень

Январь 1195 г.

Епископ Линкольнский Гуго д’Авалон прибыл в замок Шинон в последнюю среду января. Как только его препроводили в главный зал, он понял: случилось что-то хорошее. Куда ни глянь, всюду улыбки, со всех сторон слышится смех. Не дожидаясь, пока он приблизится к помосту, Ричард встал и шагнул навстречу – то был теплый прием, которого удостаивались не все прелаты. После обмена приветствиями любопытство побудило Гуго спросить, чем вызвано веселье.

– Смертью, – сказал Ричард, с вызовом глядя на старика. – Полагаю, милорд епископ, ты найдешь эту причину нехристианской.

– Ну, это зависит от личности усопшего.

Этот ответ заставил Ричарда удивленно улыбнуться.

– Станешь ли ты скорбеть о герцоге австрийском?

– Нет, но я помолюсь о его душе. Полагаю, ему очень пригодятся молитвы, монсеньор, не так ли?

Ричард согласился и, сопроводив епископа на помост, с видимым наслаждением поделился с ним только что полученным письмом от своего друга и союзника, архиепископа Кельнского.

– Не так уж я бессердечен, – заключил Ричард. – Мне не доставила огорчения новость, что Леопольд, будучи на смертном одре, примирился с церковью. У меня есть все основания злиться на этого человека, но не целую же вечность.

Знаком велев слуге принести вина для епископа, Ричард на миг позволил себе представить, что злой рок Леопольда настигнет также Генриха и Филиппа, ведь они куда больше герцога Австрийского этого заслуживали. Потом его посетила воистину кощунственная мысль, что даже сам Всевышний сделал из Леопольда козла отпущения.

– По крайней мере, никто теперь не усомнится, что Бог на моей стороне, – заявил он торопливо.

Гуго ошарашенно заморгал:

– А разве ты когда-нибудь в этом сомневался, государь?

Ричард посмотрел на него, потом перевел взгляд на языки пламени, пляшущие в очаге.

– Нет, – сказал он после слишком долгой паузы, и Гуго понял, что это ложь. – Я не сомневался. Другие – да.

– Больше не будут, – заверил Гуго. – Осмелюсь сказать, что ужасная смерть Леопольда доставит немецкому императору пару неприятных моментов. Как и французскому королю. Никто больше никогда не посмеет бросать вызов святой церкви и причинять вред тому, кто принял крест. И значит, – добавил он с озорным блеском в глазах, – твое испытание оказалось не напрасным, сир.

– Ну, оно дорогого стоило, – ответил Ричард, но епископа не обеспокоил его сарказм.

– Я с нетерпением ожидаю встречи с твоей королевой. Мне сказали, она встретила Рождество здесь, в Шиноне, пока ты пребывал в Руане.

Ричард решил проигнорировать этот скрытый упрек.

– Моей королевы нет больше в Шиноне, милорд епископ. Вскоре после Крещения она вместе со свитой переехала в замок Бофор-ан-Вале, неподалеку от Анжера.

Гуго подумал, что Ричард с супругой – как два корабля среди моря – никогда не подходят слишком близко друг к другу. Наклонившись, он понизил голос, чтобы только Ричард мог его услышать:

– Можем мы побеседовать наедине, монсеньор?

Всякий раз, когда люди просили о личной аудиенции, это обычно значило, что им чего-то нужно. С клириками риск был даже больше, эти любили еще и нотациями угостить. Но Ричард искренне уважал епископа Линкольнского, и кроме того, он ему нравился как человек. Поэтому король приказал всем удалиться за пределы слышимости.

– Известно ли тебе, что ты мой прихожанин, милорд король? Ты родился в Оксфорде, который входит в епархию Линкольна, а это значит, что в день Страшного суда мне придется держать ответ за твою душу. Посему я прошу тебя поведать мне о состоянии твоей совести, и тогда я смогу дать тебе полезный совет, следуя велениям духа святого.

Ричарда изумил такой неожиданный поворот.

– Моя совесть чиста, милорд епископ, хотя честно признаюсь, что питаю огромную ненависть к своим врагам, и не могу простить им причиненные мне обиды.

– В Писании сказано: «Когда Господу угодны пути человека, Он и врагов его примиряет с ним»[7]. Мне горько так говорить, но ты впал во грех. Повсеместно говорят, что ты не верен брачному своему ложу.

Ричарда перестала забавлять эта беседа, но он не давал воли чувствам.

– Разве тебе недостаточно других неверных мужей в Англии, чтобы их поучать, милорд епископ?

Гуго улыбнулся:

– Ну, грехи короля привлекают больше внимания, чем грехи его подданных. Значит, ты не отрицаешь своей вины?

Ричарду было трудно злиться на столь доброжелательную укоризну.

– Нет, я не отрицаю. Но мы с женой часто бываем порознь, ведь я веду войну. Ты, милорд епископ, можешь и не понять этого, но тело мужчины требует не только пищи.

– Конечно, зов плоти я понимаю и даже чересчур хорошо!

Ричарда заинтересовала подобная откровенность, ведь до сих пор он полагал, что праведники, вроде Гуго, невосприимчивы к таким искушениям.

– Ты?

– Да, я. Хотя на мне митра епископа, я остаюсь таким же мужчиной, как и все прочие. Особенно в бытность молодым мне приходилось вести жестокую войну против похоти.

– Тут мы с тобой отличаемся, – со смехом заметил Ричард. – Это единственная война, в которой я с радостью и безоговорочно капитулировал.

Гуго опять улыбнулся, но не отвлекся от своей цели.

– Прелюбодеяние – куда более серьезный грех, чем блуд, сир. Каждый раз, изменяя брачным обетам, ты подвергаешь опасности свою бессмертную душу. И это не единственное твое прегрешение. Ты не уважаешь привилегии церкви, особенно в вопросах назначения или выбора епископов. Говорят, ты продвигал кандидатов по дружбе или за плату. А