Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

своего отпрыска выкуп. Вскоре после их переезда к Исааку на Кипр ее брат скончался, и Анне пришлось привыкать к жизни с человеком, которого она едва знала и которого киприоты так боялись и ненавидели, что ради его свержения объединились с королем Англии. Поэтому Анна очень рано выучилась принимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким хотелось бы его видеть, и считала, что брак Эноры станет куда счастливее, если она тоже усвоит этот урок.

Когда впереди показался Зальцбург, Анна с облегчением выдохнула. Но затем увидела могучую крепость, стены которой вздымались над городом на сотни футов и, казалось, заканчивались на полпути к Царствию небесному.

– Прошу тебя, лорд Балдуин, скажи, что нам не предстоит проехать верхом всю дорогу до этой горной цитадели! – взмолилась она.

– Тебе нечего бояться, леди Анна. Хотя замок Хоэнзальцбург и принадлежит архиепископу Зальцбургскому, у него есть также и резиденции в городе, поближе к собору. Там мы и остановимся.

Она так очаровательно улыбнулась ему в ответ, что Балдуин поймал себя на мысли о том, какой счастливчик этот Лео Австрийский. Он не волновался за Анну, уверенный, что она всегда приземлится на все четыре лапы. Но бросая взгляды на Энору, дрожащую так, что стучали зубы, он чувствовал себя, словно видит перед собой ручного олененка, брошенного в лесу, полном волков.

* * *

Женщины остались довольны отведенной им палатой – там был собственный очаг и так много кроватей, что теперь ни к чему тесниться вчетвером на одной, как нередко приходилось в других жилищах. Балдуин один отправился вверх по горе Менхсберг к замку Хоэнзальцбург, поскольку ему сообщили, что архиепископ Адальберт заночевал в этой альпийской крепости. Балдуин обещал женщинам попросить архиепископа отправить посланника в Вену, дать знать Леопольду, что они прибыли в Зальцбург, но попросить отдохнуть в городе до тех пор, пока не пройдет кашель у леди Эноры. Поскольку впереди у них еще оставались полторы сотни миль, эта новость всех обрадовала.

Их угостили лучшим обедом со времен выезда из Шинона. Слуги принесли дощатый чан и ведра с горячей водой, чтобы гостьи могли помыться. Анна поймала себя на мысли, что если после свадьбы с сыновьями Леопольда с ней и Энорой будут обходиться таким же образом, жизнь в Австрии может оказаться более приятной, чем ожидалось. Она была реалисткой в достаточной мере, чтобы ценить значение роскоши и комфорта и понимать, что быть несчастной во дворце куда легче, чем в крестьянской хижине.

Энора уже легла, как и несколько их спутниц. Анне пока не спалось, и она убедила Евдокию поиграть с ней в шахматы. Раздался стук в дверь. Мадам Рохезия предположила, что это слуга принес медовое вино для облегчения кашля Эноры. Но едва отодвинув засов и распахнув дверь, она тут же попыталась снова ее захлопнуть, сказав испуганно:

– Милорд, вам сюда нельзя! Мы уже отходим ко сну.

Услыхав голос Балдуина, Анна быстро встала и поспешила к двери.

– Дама Рохезия, не будь смешной. Лорд Балдуин не явился бы в такой час в нашу опочивальню, если бы не имел срочных новостей.

Пожилая женщина ответила ей возмущенным взглядом, но Анна не обратила на няньку Эноры внимания. Она всегда была чувствительна к атмосфере вокруг – необходимый навык для всякого, кто жил с таким вспыльчивым безумцем, как ее отец – и сейчас ощутила, что вокруг них что-то не так. Дворцовые слуги казались странно подавленными, у некоторых глаза покраснели как будто от слез, но на немецком она не говорила, и любопытство ее оставалось неудовлетворенным.

– Входи же, милорд, – сказала киприотка, открыв дверь. – Так что произошло в замке?

Балдуин, обладавший безупречными манерами, вежливо принес извинения разгневанной няньке, сказав, что леди Анна права и новость безотлагательная. К тому времени все женщины пробудились, кое-кто поплотнее кутался в покрывала, возмущаясь появлением в спальне мужчины. Энора сонно моргала, потом закашлялась, и мадам Рогезия поспешила к ее кровати, бросив через плечо рассерженный взгляд на Балдуина.

Он этого даже и не заметил.

– Моя новость не может ждать до завтра. Герцог австрийский скончался.

Раздались охи и вскрики, и только Анна улыбнулась:

– Скажи мне, что он сильно страдал перед смертью!

Балдуин ухмыльнулся.

– Еще как страдал, миледи. На следующий день после Рождества под ним пала лошадь, и он сломал лодыжку. Рана вскоре загноилась, плоть почернела, и лекари сказали, что ступню придется отнять – это единственный шанс на выздоровление. Но все боялись это сделать – и доктора, и рыцари Леопольда, даже его собственные сыновья. Поэтому Леопольд сам приложил топор к ноге и приказал слуге ударить по нему молотом. Чтобы перебить кость, понадобилось три удара. Но это не спасло Леопольда – он скончался в последний день декабря.

Балдуин запоздало понял, что, возможно, описание оказалось излишне красочным – некоторым женщинам явно стало дурно. Только не Анне. Она увлеченно слушала и рассмеялась, когда он закончил.

– Он посмел захватить в плен короля, и теперь Господь покарал его. Можешь представить ужас Генриха, когда он об этом услышит? Он следующий!

Балдуина позабавила ее безжалостная мстительность, и он тоже рассмеялся.

– Надеюсь на это, леди Анна, честное слово, надеюсь!

Анна, яростно преданная человеку, которого называла Малик-Рик, не знала пощады к его врагам, что и доказала, продолжив с огромным удовлетворением:

– Самое лучшее – он умер отлученным от церкви, а значит, не может быть похоронен в освященной земле, и обречен до скончания века гореть в аду.

– К сожалению, нет, миледи. Как только Фридрих, сын Леопольда, понял, что рана смертельно опасна, он немедленно послал за архиепископом Адальбертом. Но если Леопольд считал, что архиепископ проявит милосердие, поскольку они кузены, то ошибался. Прежде чем отпустить Леопольду грехи и вернуть ему благодать Господа, Адальберт заставил герцога поклясться, что выкуп будет возвращен, а заложники освобождены. Кроме того, он вынудил и Фридриха признать эти требования, поскольку ему предстояло их выполнять. Архиепископ сказал мне, что заставил Фридриха дать обет еще раз, на могиле отца, прежде чем позволил начать похороны. Он сказал, что Леопольд похоронен в облачении монаха-цистерцианца, да только вряд ли это спасет его от долгого пребывания в чистилище.

– Дай-то